Шеф и кассир отправились депутатами к примадонне и с тысячью извинений попросили одолжить им ее двадцать крон.
– И речи быть не может! – ответила примадонна. Они выждали час и пошли к ней снова.
– О чем же я расплачусь сама? – спросила примадонна.– И зачем вы так мотаете, когда у вас заведутся деньги?– спросила она.– Я видела, как ты купил почтовых марок на пять крон.
– Мне приходится писать во много мест и вкладывать вырезки и наклеивать марки, – ответил антрепренер.– Но у меня еще осталось на две кроны, я их пересчитаю.
Примадонна смягчилась:
– Вот деньги! – сказал она.– А теперь мы справимся?
– Не совсем. Но мы посмотрим, не наберем ли еще немножко у других!
И оба пошли депутацией к остальным.
Антрепренер считал долгом своей чести, чтобы труппа расплачивалась в каждом месте и могла вернуться туда еще раз. Жалкая жизнь. Актеры были доверчивы и беспомощны, они лепетали, как дети, и словно куры жались друг к другу. Их можно было надуть и потопить, ничего не стоило напоить их и заставить кривляться: но при правильной постановке, они сияли красивым светом, озарявшим их мрачный фон. Случалось, они сидели и чинили свое платье, штопали дыры, зашивали иголкой и ниткой свои рваные башмаки. Фрекен Сибилла готова была помочь труппе всем, чем могла; после совещания с фрекен Кларой она принялась стирать и вывешивать на видном месте для просушки тонкие воротнички и сорочки с ручной вышивкой, чтобы люди поразились великолепием этих странствующих артистов. Когда депутация пришла к фрекен Кларе, она сейчас же расстегнула корсаж и вытащила помятый медальон на шнурочке, и, конечно, горделиво полагала, что рассчиталась вчистую, уж один шнурочек стоил дороже цепи любого короля.
– Денег у меня нет, – сказала она.– Но у меня есть вот это! – с этими словами она отдала медальон. А может быть, она получила его в подарок дома, в какой-нибудь рождественский сочельник, в давно минувший сочельник, на елку.
Начальник телеграфа Борсен явился с кинжалом, вежливо раскланиваясь направо и налево. Он был величествен и крепок сегодня, как вчера, и казалось, не имел никаких забот, должно быть, он уже устранил их. Фрекен Клара поблагодарила за кинжал, но не была расположена поучиться обращению с ним.
– Мы в страшном затруднении, – сказала она, – нам нечем расплатиться!
– Пустяки! – ответил Борсен.
Она объяснила положение, дефицит, это очень серьезно; Борсен улыбнулся и сказал:
– Эти гроши вы можете занять у меня! Она всплеснула руками и воскликнула:
– Ах, господи, да вы же прелестнейший человек в мире, и я никогда не слыхала ничего подобного! Лидия!– закричала она в дверь, – знаете, что? Борсен спасает нас, начальник телеграфа.
Борсен принес деньги и опять устроил кутеж, – он не мог бы быть лучше, будь у него даже лавровый венок на голове. Дамы целовали его, а мужчины кивали головой и говорили, что будут помнить его до самой смерти и что поступок его станет известен всюду, куда их не занесет судьба! Денег было много, целая куча, и фрекен Клара так разошлась, что побежала за кинжалом и пожелала поучиться, как с ним обращаться – вот так? Борсен взял кинжал в руку, нажал пружинку в рукоятке и передал ей со словами:
– Вот, теперь пронзите меня!
В следующее мгновение кровь, безмолвная оторопь, крики – много криков, вопли и суматоха, стоны.
Сам ли Борсен направил кинжал для удара? Или он только потрогал пружинку и не отпустил ее хорошенько? Он сам растерялся, когда злополучное оружие стали извлекать и оказалось, что оно довольно крепко засело в хряще. Потом он опустился на стул.
Крики и суматоха продолжалась. Является Юлий.
– Доктора! – сказал он. – Доктора здесь не будет до прихода парохода, Муус ведь уехал!
– Отведите меня на станцию! – сказал Борсен.
Он сильно побледнел, но настолько владел собой, что зажимал кулаком рану. Фрекен Клара, не переставая, стонала:
– Это я виновата!
Борсен ответил ей, улыбаясь:
– Перестаньте, деточка, я сам виноват. Я этого хотел. День вышел очень печальный. Стоял порядочный мороз, и Борсену приложили к ране льду, но труппа искренне отчаивалась по поводу несчастья. Борсен сказал:
– Я мог бы умереть, но сейчас у меня нет внутреннего кровоизлияния, это просто колотая рана, я залечу ее карболкой.
Однако фрекес Клара была безутешна и упрекала себя за то, что ударила так сильно.
– Плохо то, что вы не туда попали,– ответил Борсен, – в следующий раз цельтесь немножко ближе к боку!
– И вы еще в состоянии шутить!
– Я не шучу.
– Как, неужели вы хотели, чтоб я вас убила? – воскликнула актриса.
– Да, – сказал Борсен.
– Но зачем же? Я ничего не понимаю.
