несколько человек. Всё прошло очень тихо.
— Кстати, она сейчас при мне, — сказал помощник ленсмана.
— При вас, говорите, — ответил Бенони, дожидаясь, когда помощник вынет документ из кармана.
Но тот почему-то не спешил и как-то странно поджимал губы.
— Обошлось дороже, чем мы предполагали? — спросил наконец Бенони, готовый, если надо, доплатить.
— Нет, нет, обычная пошлина.
Бенони погодил немного и опять сказал:
— Дайте мне хоть взглянуть на неё.
И вот помощник ленсмана начал:
— Я могу хоть сейчас предъявить её, но большого проку в том не будет. Я хочу поступить с вами как человек.
Бенони воззрился на него и спросил:
— О чём вы толкуете? Что с моей закладной?
И тут только помощник ленсмана сказал:
— С вашей закладной то, что она ничего не стоит, другими словами, плакали ваши денежки.
— Дайте взглянуть на минутку.
— Если бы я хотел вести себя по-свински, я бы выложил бумагу, и дело с концом. Но я хочу вас подготовить к тому, что Мак из Розенгора ещё до вас оформил полную закладную на весь Сирилунн.
— Вы шутите! — в ужасе воскликнул Бенони. Наконец, помощник ленсмана выложил закладную на стол. На ней стояла пометка, что закладная законным образом засвидетельствована в суде таким-то и такого-то числа. Далее были перечислены предыдущие закладные на Сирилунн со всем добром, включая три экипажа; короче, Сирилунн принадлежал Маку из Розенгора, и принадлежал уже много лет, а общая сумма составляла восемнадцать тысяч талеров. Под выкладками стояла подпись: Свен Тоде.
Бенони словно громом ударило. Он поглядел на написанные слова, и в голову ему полезли всякие пустяки: Свен Тоде — это ведь не судья, кто же он тогда такой? Восемнадцать тысяч, да, да, но значит, Мак из Сирилунна вовсе не такой могущественный человек, это его брату, Маку из Розенгора, принадлежит всё.
— И вопрос такой: а тянет ли имущество, под которое вы давали деньги, на двадцать три тысячи? — сказал помощник ленсмана.
Бенони задумался.
— Нет, — ответил он, подумав, — не тянет.
— Кстати, так же думаем и мы оба, ленсман и я. Мы об этом потихоньку переговорили. Двадцать три тысячи — это немыслимо.
— А законно ли поступил Мак?
— Это как посмотреть. В бумаге сказано: Мак получил пять тысяч под залог того-то и того-то. Вы ведь признали данный залог?
Но Бенони уже не слушал, что говорит помощник ленсмана, он перебил вопросом:
— А кто же всё-таки Свен Тоде? Это законное имя?
После подробного объяснения помощник ленсмана приходит к выводу, что подпись уполномоченного вполне законна, хоть он и не судья, чего нет, того нет.
— Двадцать три тысячи! — промолвил Бенони. — Уж лучше иметь меньше, но чтоб оно было твоё... — Тут он вдруг вспомнил про собственные пять тысяч, которые теперь можно считать утерянными, поднялся, постоял минутку с бледным и растерянным лицом, глядя на никчёмную бумагу посреди стола, а затем снова сел.
— Может, он немного позже и заплатит вам, — сказал помощник ленсмана, чтобы как-то утешить Бенони.
— Где он возьмёт деньги? Да ему даже одёжа не принадлежит, которую он носит. Уж лучше иметь меньше, но чтоб... Подлец этот Мак, скажу я вам.
— Но так говорить не полагается. И потом он, может быть, всё-таки заплатит...
— Подлец и подлец!
Обозначение было крепкое и вполне подходящее. Вдобавок оно как-то принижало надменного Мака, вот почему Бенони произносил его от всей души.
— Но, может быть, он заплатит, — пытался успокоить его помощник ленсмана и встал: он хотел уйти.
Но Бенони не помнил себя от возбуждения.
— Да с ним просто связываться нельзя. Такого человека надо просто выплюнуть, словно какую гадость изо рта, и сказать: тьфу на тебя!
Оставшись один, Бенони задумался, как ему теперь быть. Он решил прямиком отправиться к Маку и разобраться с ним. Бенони сунул закладную в карман и пошёл в Сирилунн. По дороге он решил для начала повидать Свена-Сторожа.
Но бедному Свену и самому приходилось несладко, поэтому он навряд ли мог сегодня кого-нибудь утешить. И виновата во всём опять была горничная Эллен.
Вчера вечером Свен стоял и разговаривал со своей подружкой, но тут её вызвали к Маку, тот собирался принять ванну. Свен хотел удержать её и сказал: «Да пусть раз в жизни сам искупается, ты-то тут при чём?». Но Эллен лучше знала, при чём, и вырвалась от него. Свен тихо пошёл следом, задержав дыхание, стоял перед покоями Мака и слушал в оба уха.
А утром он перехватил Эллен и спросил:
— Мак уже встал?
— Нет.
— Ты его вчера мыла?
— Да, я растирала ему спину полотенцем.
— Ты лжёшь! Я стоял в коридоре и всё слышал.
Молчание.
— Всем я понадобилась, — сказала Эллен тихим голосом. — Прямо с ума посходили.
— А сбежать от него ты не можешь?
— Как же я сбегу? Я же должна тереть ему спину.
Ярость охватила Свена, он фыркнул и закричал:
— Свинья ты, больше никто.
Она слушала его слова, широко распахнув глаза и подняв брови, казалось, будто брань Свена кажется ей невероятной.
— Дождёшься, я ещё всажу в тебя нож.
— Да не будь же ты такой сердитый, — сказала она умиротворяющим тоном, — дай срок, он ещё оставит меня в покое.
— Не оставит.
— А сам ты с Брамапутрой? — спросила она. — Уж эта мне кучерявая Брамапутра, — презрительным тоном добавила она.
Свен-Сторож повторил свой вопрос:
— Мак встал?
— Нет!
— Я с ним поговорю в конторе.
— Не смей, — сказала Эллен и начала его отговаривать. — Ты принесёшь несчастье нам обоим.
Свен бы и промолчал, но как на грех ему поручили сушить купальную перину Мака, и за этим занятием он крайне разгорячился. Свен упустил из виду, что принят сюда работником на подхвате и, следовательно, его могут приставлять к любой работе.
Когда Мак пошёл к себе в контору, Свен последовал за ним, разгорячённый, не владея собой. И сразу перешёл к делу: его звать Свен Юхан Чельсен, по прозвищу Свен-Сторож, он хочет жениться на горничной Эллен, поэтому он не желает, чтобы Эллен терла Маку спину, а сам он не желает сушить его перину после
