в омской газете «Наша Заря» (официальный орган). Он заявил, и его поддержал Анисимов, что сообщения, сделанные мною сотруднику «Сибирской жизни», не соответствуют действительности, и в то же время являются оскорбительными для чести его, Дутова, лично и для Оренбургского войска, и задал мне вопрос, корректировалось ли это сообщение мною. Я ответил, что оно мною не корректировалось, но, насколько я помню, оно отвечает содержанию моей беседы. Материалом же для моей беседы послужили, с одной стороны, совершенно официальные документы, с другой, личные мои беседы с оренбургскими беженцами. (Под официальными документами я разумел сообщение государственного контролера Г.А. Краснова в Совете Министров о положении дел в Оренбургском крае по исследованию полевого контролера Жихарева. Об этом сообщении я говорил как-то в своем дневнике.) Атаман Дутов вел со мной разговор в сдержанном тоне, но кончил так, что заявил, что будет просить Верховного Пр[авите]ля получить от меня удовлетворение в той или иной форме, и доложит об этом на кругу Оренбургского казачьего войска. Дутов ушел от меня, не подав мне руки. Анисимов более горячо реагировал на мой ответ ат[аману] Дутову, также не подал мне руки и заявил, что Уральское войско также станет в этом деле в защиту Оренбургского войска. Надо сказать, что в беседе с Адриановым я обрисовал совершенную неорганизованность эвакуации Оренбургского войска, мучения в дороге Оренбургских кадетов и институток, о предоставлении лучших вагонов «милым дамам», произвол комендантского состава и проч[ее]»1983.
Дневниковая запись, на мой взгляд, наглядно демонстрирует слабую осведомленность Вологодского в казачьих вопросах. Например, он неоднократно называет Н.С. Анисимова (причем не только в этой записи) представителем Уральского казачьего войска, тогда как тот представлял оренбургское казачество. Тем более удивительно такое утверждение Вологодского после его личной беседы с Анисимовым. Из этого можно сделать вывод о том, что казаки безотносительно их войсковой принадлежности у Вологодского ассоциировались исключительно с «происками правых», о которых в связи с деятельностью атаманов А.И. Дутова и Г.М. Семенова он писал в дневнике (запись от 15 апреля 1919 г.).
В ходе беседы с Дутовым и Анисимовым Вологодский подтвердил сказанное в интервью, после чего протесты оренбуржцев стали адресоваться в Совет министров и непосредственно Верховному Правителю адмиралу А.В. Колчаку. В архивах Москвы и Оренбурга мне удалось обнаружить два таких протеста – самого Н.С. Анисимова в Совет министров и Войскового правительства Оренбургского казачьего войска Верховному Правителю. Наиболее резко протестовал Анисимов:
«Я не имею в виду докладывать подробно Совету Министров о том, что в оскорбительных и для командования армией и особенно для войска Оренбургского отзывах главы Российского Правительства кроме неправды, подтасовки фактов и крайнего сгущения красок нет ничего. Опровержение всего этого уже сделано по команде Генералом Дутовым, как командующим армией и Войсковым Атаманом. Своей же задачей перед Советом Министров ставлю следующее положение: предположим, что все изложенное в газете есть правда от начала и до конца, то мог ли и тогда глава Правительства говорить об этом в печати? Допускала ли это военная этика? Допускал ли это, наконец, просто Государственный разум?
Для доказательства того, что этого делать было нельзя, я возьму примеры из прошлого. В начале Германской войны, вследствие несчастно сложившихся обстоятельств, у Сольдау погибла со всем имуществом целая первоочередная, дисциплинированная армия, причем достоверно известно, что почти без боя сдавались в плен лучшие гвардейские части. Заявлял ли в печати тогдашний Министр Председатель о разложении русской армии и о негодности командного состава? Нет, этого не было. И вполне понятно почему. Это – мог сделать только Министр, который определенно стремился бы к подавлению духа в войсках, подрыву авторитета командного состава и, как неизбежное следствие, – гибели Родины.
Дальше. Разгром нашей армии в Галиции, оставление в руках противника интендантского имущества большой ценности, оставление, даже без выстрела, подвозимых новых английских пушек, бегство солдат даже до того, что пришлось с тыла высылать карательные отряды и вешать бегущих на столбах по дороге. Оповещалось ли о такой катастрофе миру бывшим Министром Председателем? Нет не оповещалось. И не могло быть этого сделано, и по причинам мною уже высказанным, и потому еще, что боевая неудача, вносящая всегда беспорядок и разложение даже в образцовые и дисциплинированные войска, далеко еще не обозначает общего разложения. Затем Тарнопольский разгром с оставлением миллиардного имущества, Рига. И тогда, при общем разложении армии, у Керенского, стремившегося убить, как будто даже сознательно, армию и погубить страну, не хватило духа оповестить об этом во всеуслышание. Уже из приведенных трех сопоставлений достаточно ясно видна вся преступность с Государственной точки зрения выпада господина Председателя Совета Министров по отношению войска Оренбургского, имеющего два самостоятельных казачьих корпуса, взявших недавно Актюбинск, Илецкую Защиту и ныне осаждающих Оренбург и, кроме того, до 15-ти полков, дерущихся в составе Западной и Северной Армий.
Это одно положение. Другое – это то, что мы принуждены видеть в выпаде Председателя Совета Министров не только неумную политику, но определенную травлю Оренбургского казачества, двухлетняя эпическая борьба которого у всех на глазах. Были оставлены Казань, Симбирск, Самара с огромным имуществом. Была, наконец, оставлена Уфа и Стерлитамак, поставившие Оренбургскую армию в тяжкое положение и предрешившие участь Оренбурга еще с осени 1918 г. Почему же господин Председатель Совета Министров не нашел в этом ничего достойного внимания общества, а нашел необходимым афишировать только неудачу Оренбургского казачества? Да еще в таком недопустимо оскорбительном для войска освещении? Неужели та кровь, которая пролита и сейчас обильно льется войском, то разорение, те пылающие и уничтожаемые дотла станицы заслуживают со стороны главы Правительства только такого отношения?
Обращаюсь, наконец, к последним дням. Нам известно из официальных источников, что не «возрождающаяся», – как говорит Министр Председатель, – а всегда боеспособная Оренбургская армия, обильно полившая своей кровью обратный путь до Оренбурга, – в настоящее время упорно бьется с успехом под стенами этого города, отдавая ежедневно по 100–150 жизней на благо Родины, а в то же время Западная армия уже откатилась за сотню верст назад, отдав два города. В рядах этой армии есть и разложение. Правый фланг и тыл Оренбургских корпусов снова под большой угрозой. Может быть, господин Министр Председатель на днях в печати будет говорить о позоре разложения частей Западной Армии и о негодности и неспособности командного состава?!
О борьбе казачьей армии под Оренбургом в настоящий момент я считаю нелишним привести выдержки из оперативных донесений, чтобы мое заявление об «упорной борьбе под стенами Оренбурга» не было голословным. «Орск, 16-го мая 19-го года, оперативная, Оренбургский участок. [На] правом боевом участке тремя сотнями 23-го полка 14-го мая занята гора Платова, что на 12 верст северо-восточнее Оренбурга. Пока вследствие чрезмерного переутомления после крайне ожесточенного боя на линии хутора Белова, не имея физической возможности двигаться, части закрепились на линии гора Платова, гора Алебастровая и станица Нежинская. 15-го противник оставил свои окопы на правом фланге участка и отходит за Сакмарский разъезд. В окопах оставлено красными много патрон. Оставленные позиции заняты нашими частями. Потери на этом участке за 13 мая: убито 4 офицера и 72 казака, ранено 2 офицера и 56 казаков, без вести пропало 76 казаков».
Я считаю долгом обратить внимание Совета Министров, что в войне нормальный процент убыли распределяется так: 5–7 процентов убитыми и 93–95 ранеными и контужеными. Приведенные же донесения показывают, что из всего числа выбывших из строя убито гораздо больше, чем ранено. И это явление – постоянная особенность казачьего фронта. Не стыдно ли главе Российского Правительства хотя бы перед трупами!
Другое донесение. «Орск, 18-го мая 19 г., оперативная, Оренбургский участок. Наши части заняли хутор Гребени. Южнее наши части заняли станцию Меновой Двор и южную часть ж. дор. моста через Урал и продолжают наступать для овладения городом Оренбургом. Мост цел. 8-ой казачий полк занимает станицы Павловскую, Никольскую, Городищенскую, Краснохолмскую и Красноярскую (это линия станиц по левому берегу Урала к западу от Оренбурга). Красные обстреливают эти станицы с правого берега реки Урала слабым артиллерийским огнем». Совет Министров изволит видеть, что делает слабая1984 числом казачья Оренбургская армия. А где сейчас Западная армия, передовая линия которой, кстати сказать, тоже заполнена Оренбургскими казаками, я полагаю Совету Министров известно.
Только что прозвучали в газетах яркие, выразительные, отдающие должное войску Оренбургскому, слова ВЕРХОВНОГО ПРАВИТЕЛЯ, Генерала Жанена, Адмирала Танаки, Помощника Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего Генерала Бурлина, справедливо указавшего, что только за спиной
