— Это ты, Лия? — послышался слабый девичий голос. — Я ждала тебя. Позволь мне немного подержать твою руку. Этой ночью я боялась умереть.
— Успокойся, милая, все хорошо, — протянув руку, сказала Лия. — Не думай о плохом. Ты поправишься.
В темном провале двери смутно обозначилось бледное лицо.
Флауэрс включил фонарь. Прикрыв глаза рукой, девушка отпрянула. Тело ее под залатанным ночным халатом казалось кучей костей, обтянутых кожей. Восковое лицо с лихорадочными пятнами на щеках многое успело рассказать Флауэрсу к тому моменту, когда он погасил фонарь.
Туберкулез!
Он даже не предполагал, что такое возможно сейчас.
— Наверху лежит Фил. Посиди пока с ним, — сказала ей Лия. — У него был удар, но сейчас ему лучше. Иди, он ждет тебя.
— Хорошо, Лия, — ответила девушка. Голос ее удивительно окреп, в нем появилась уверенность. Видимо, забота о других и вправду заставляет забывать о собственных болезнях.
— У нее же туберкулез! — в голосе Флауэрса слышалось искреннее изумление. — Почему она не лечится? Он же давно не проблема. Почему все эти люди сами себя убивают?
Лия снова взяла его за руку.
— Вы и сами могли бы догадаться. Так не приходится платить.
— Выходит, умереть дешевле, да? — спросил пораженный Флауэрс. — Дурацкая экономия!
— Единственная, которую они могут себе позволить. Вы сделали лечение слишком дорогим, а здоровье — недоступной роскошью для многих. В руках этой девушки никогда не было разом более пятидесяти долларов. Ей и ста лет не хватило бы, чтобы накопить сумму, достаточную для лечения, а ей еще нужно на что-то кормить детей. И это не говоря о том, что для лечения необходимо несколько месяцев, а она даже на день не может уйти с работы.
— А для чего же тогда существуют клинические контракты? — раздраженно спросил Флауэрс.
— Вам лучше знать, что они не охватывают лечение, необходимое ей, — грустно ответила Лия. — Спокойной ночи, медик, — попрощалась она и исчезла за дверью.
«Как же лечить, если у людей нет денег? И кого, нищих или процветающих? Тех, кто растрачивает, или тех, кто всю жизнь платит налоги на процветание медицины? И какой смысл в ее прогрессе, если все больше людей не способны платить за лечение?»
Неожиданный треск прервал его раздумье. Фанерная перегородка вдруг раздвинулась, и перед ним открылась комната, в которой стоял шезлонг — «модерн» двадцатого века. В нем неподвижно сидел человек. Флауэрсу еще не приходилось видеть такого старого человека. Удивительно, если учесть, что гериатрия — ведущая специальность Медицинского центра. Дряблое лицо обрамляли белоснежные волосы.
Возле шезлонга на коленях стояла Лия. Она держала костистую руку старика в своих нежных ладонях и прижимала ее к щеке. Глаза ее были закрыты.
Так и не перешагнув порога, Флауэрс замер. Лицо старика показалось ему знакомым.
Старик поднял веки, словно ожила мумия. В глазах, когда-то голубых, но за годы потускневших, еще сверкала жизнь. Старик улыбнулся.
— Заходи, медик, — тихо сказал он.
Лия подняла голову, повернулась к Флауэрсу, слепые глаза ее открылись. Она тоже улыбнулась ему, и улыбка ее была подобна солнечному лучу.
— Вы вернулись. Вы поможете, да? — спросила Лия. Флауэрс покачал головой, но тут же вспомнил, что она не видит.
— Я ничем не могу вам помочь.
— Да, мне никто не сможет помочь, — прошептал старик. — Что со мной, медик, ты знаешь и без своих аппаратов. Нет способа починить все тело сразу. Даже если ты сможешь заменить мне сердце на взятое у несчастного неплательщика, останутся пораженные атеросклерозом артерии. Допустим, ты заменишь и их, умудрившись при этом не убить меня, но останется еще больная печень, легкие, истрепанные до дыр, закупоренные железы и наверняка куча карцином[1]. Допустим, ты дашь мне новое тело, молодое и здоровое, но фокус-то в том, что там, глубоко внутри, куда ты не сможешь добраться со своими железяками, я настолько стар, что чинить меня просто поздно…
Лия повернула лицо к Флауэрсу, слезы, текшие из ее слепых глаз, потрясли его.
— Почему вы не хотите помочь ему? — голос ее дрожал.
— Не надо, Лия, — в голосе старика звучала укоризна.
— Я запишу вас в картотеку «скорой помощи», — сказал Флауэрс, стараясь выглядеть хладнокровным. — Но это все, что я могу сделать.
Лия порывисто прижалась щекой к руке старика.
— Расс, я не вынесу этого. Я не могу потерять тебя.
— Я давно пережил свое поколение и не стою твоих слез, — с улыбкой сказал Расс. Он обратился к Флауэрсу: — Мне сто двадцать пять лет. Это ужасно много.
Он осторожно освободил руку и сложил обе на коленях. Высушенные возрастом, они лежали как чужие, словно никогда и не принадлежали старику.
Сердито нахмурившись, Лия встала.
— Не может быть, чтобы вы ничего не могли сделать.
У вас огромные знания, есть приборы, оплаченные нашими деньгами.
— Разве что эликсир, — нечаянно вырвалось у него. Словно что-то вспомнив, Расс улыбнулся.
— Эликсир… Да-да, волшебный эликсир. Я уже почти забыл о нем.
— Это поможет? — с надеждой спросила Лия.
— Нет, — твердо ответил Флауэрс.
Ни к чему будить пустые надежды. Эликсир до сих пор оставался всего лишь лабораторным феноменом. Синтез его обходился очень дорого, и это делало его совершенно недоступным для простых смертных. Будучи редким протеином крови — гамма-глобулином, он был найден в крови всего нескольких людей во всем мире и являлся своего рода лекарством от смерти, как будто смерть была одной из множества обычных болезней. Но главная причина была в том, что медицина из ремесла превратилась в разновидность магии, окруженную соответствующими тайнами и ритуалами. Считалось, что при широком распространении и применении какого-либо вида лечения он быстро теряет свою эффективность.
— Из-за сложности синтеза эликсир невероятно дорог, — сказал Флауэрс. — Кстати, почему бы вам не заменить ей роговицы глаз? — обратился он к Рассу.
— Я не хочу пользоваться чужими глазами, — тихо ответила Лия.
— Одного желания здесь мало, — горько усмехнувшись, сказал старик. — Я бы с радостью отдал ей свои глаза. Но, юноша, все сводится к деньгам. В этом-то все и дело.
— Чепуха! — Флауэрс резко повернулся к выходу.
— Постой, юноша, — прошептал Расс. — Подожди-ка. Он протянул навстречу Флауэрсу свою старческую руку, тот свою. Глаза их встретились, и словно ток пробежал по нервам медика в мозг и вернулся в кончики пальцев.
Рука Рассела обессиленно упала, он устало откинул голову на спинку шезлонга, глаза его закрылись.
— Он хороший человек, Лия. Искренний, хотя и напуганный. Нам повезло.
— Нет, — твердо ответила Лия. — Ему нельзя больше приходить сюда. Так будет лучше и для него, и для нас.
— По этому поводу можете не беспокоиться, — сказал Флауэрс.
Расс улыбнулся Флауэрсу.
— Когда-то, очень давно, я пришел к выводу, что в мире слишком много врачей, но целителей среди них ничтожно мало. Подумай над этим, юноша.
Лия грациозно поднялась с пола, подошла к Флауэрсу.
— Я провожу вас до выхода.
Флауэрс замер. Он впервые чувствовал себя так неуверенно.
