- Что, не плеснулось еще в пруду?
- Нет, мисс Юстасия, - отвечал мальчик. - Ну, - сказала она наконец, скоро и я пойду спать и тогда дам тебе счастливую монетку и отпущу домой.
- Спасибо, мисс Юстасия, - вздохнул замученный кочегар. А Юстасия снова отошла от костра, но на этот раз не по направлению к Дождевому кургану. Она обогнула участок по насыпи, спустилась к калитке возле дома и некоторое время стояла там неподвижно, глядя издали на костер.
Прямо перед ней, шагах в пятидесяти, возвышался угол, образованный двумя насыпями, на котором горел костер. Внутри этого угла по-прежнему копошилась над кучей дров фигура мальчика, изредка выпрямляясь и подкладывая поленце в огонь. Девушка безучастно следила за всеми его движениями. Иногда он взбирался на насыпь и стоял возле костра. Налетал порыв ветра и отдувал дым, волосы мальчугана и концы его фартучка - все в одну сторону; потом ветер стихал, волосы и фартук повисали, а дым столбом поднимался к небу.
Вдруг мальчик встрепенулся. Он соскользнул с насыпи и пустился бегом к белой калитке.
- Что? - спросила Юстасия.
- Лягушка прыгнула в пруд - я слышал!
- Значит, сейчас пойдет дождь, и тебе надо бежать домой. Ты не будешь бояться? - Она говорила торопливо и слегка задыхаясь, как будто от слов мальчика сердце у нее перепрыгнуло в горло.
- Нет, если у меня будет с собой счастливая монетка.
- Вот она, держи. Ну беги! Да не туда. Через сад. Ни у одного мальчика во всем Эгдоне не было сегодня такого костра, как у тебя.
Мальчик, явно пресыщенный выпавшим на его долю счастьем, с готовностью устремился в темноту. Когда он скрылся, Юстасия, оставив подзорную трубу и песочные часы у калитки, быстро прошла в угол под насыпью.
Здесь, заслоненная валом, она стала ждать. Через минуту с пруда донесся плеск. Будь мальчик еще здесь, он сказал бы - вот еще одна лягушка прыгнула в пруд; но большинство людей распознали бы в этом звуке плеск от брошенного в воду камня. Юстасия поднялась на вал.
- Да-а? - сказала она и затаила дыхание.
Тотчас по ту сторону пруда на низко спускавшемся к долине небе смутно обозначилась темная мужская фигура. Мужчина обошел пруд и, одним прыжком вскочив на вал, остановился рядом с Юстасией. Она тихо рассмеялась - это был третий звук, вырвавшийся у нее за этот вечер. Первый - когда она стояла на кургане - выражал тревогу; второй - на насыпи - выражал нетерпенье; в этом последнем - было ликующее торжество. Она молча радостными глазами смотрела на пришельца, словно на какое-то чудо, сотворенное ею самой из хаоса.
- Ну вот я пришел, - сказал мужчина; это был Уайлдив. - Чего ты от меня хочешь? Почему не можешь оставить меня в покое? Весь вечер я видел твой костер. - Он говорил не без волнения, но ровным голосом, как бы тщательно сохраняя равновесие между двумя влекущими его в разные стороны силами.
Встретив в своем возлюбленном такое неожиданное самообладание, девушка, видимо, тоже взяла себя в руки.
- Ну понятно, ты его видел, - проговорила она с нарочито ленивым спокойствием. - Почему бы и мне не разжечь костер на пятое ноября, как все тут делают?
- Я знал, что это для меня.
- Откуда ты мог знать? Мы с тобой словом не перемолвились с тех пор, как ты... как ты выбрал ее и стал ухаживать за ней, а меня бросил, словно и не говорил никогда, что я твоя жизнь и твоя душа - отныне и навеки!
- Юстасия! Разве я мог забыть, что прошлой осенью в этот же день и на этом месте ты зажгла точно такой же костер, как призыв ко мне прийти и повидаться с тобой? И если сегодня у капитана Вэя опять горит костер, так для чего, как не с той же целью?
- Да, да! Признаюсь! - воскликнула она глухо, с той дремотной страстью в голосе и манере, которая была ее отличительной чертой. - Но не разговаривай со мной так, Дэймон, а то ты и меня заставишь сказать что-нибудь, чего я не хочу говорить! Я отреклась от тебя, я дала клятву больше о тебе не думать, но сегодня я узнала эту новость и поняла, что ты мне верен!
- Что ты такое узнала? - с недоумением сказал Уайлдив.
- Что ты на ней не женился! - ликуя, вскричала она. - И я поняла, что ты все еще меня любишь и поэтому не мог... Дэймон, ты жестоко поступил со мной, и я сказала, что никогда тебя не прощу, - я даже сейчас не могу вполне тебя простить, - ни одна женщина, у которой есть хоть капля гордости, этого не может.
- Знай я, что ты меня позвала только затем, чтобы упрекать, я бы не пришел.
- Но теперь мне все равно. Ты не женился на ней, ты вернулся ко мне, и я готова тебя простить!
- Кто тебе сказал, что я на ней не женился?
- Дедушка. Он сегодня ходил по своим делам и на обратном пути нагнал одного человека, и тот ему рассказал, что у них там, внизу, какая-то свадьба расстроилась. Дедушка подумал, уж не твоя ли, а я сразу поняла, что твоя.
- Кто-нибудь еще знает?
- Наверно, нет. Дэймон, теперь ты понимаешь, почему я зажгла мой сигнальный огонь? Разве я могла бы, если б думала, что ты уже стал ее мужем? Такое предположение оскорбительно для моей гордости.
Уайлдив промолчал: было ясно, что он именно это и предполагал.
- Нет, ты в самом деле думал, что я уже считала тебя женатым? повторила она с жаром. - Вот как ты несправедлив ко мне! Честное слово, мне даже трудно себе представить, что ты мог такое про меня подумать!.. Дэймон, ты не стоишь моей любви - я это понимаю и все-таки люблю... Но все равно, пусть! Видно, и эту обиду придется снести от тебя. - И, видя, что он не пытается оправдаться, она добавила с тревогой: - Скажи - ведь правда ты был не в силах меня покинуть и теперь опять будешь любить меня по- прежнему?
- Ну понятно, а то зачем бы я пришел? - раздраженно ответил он. Только это не большая заслуга с моей стороны - быть верным тебе после твоих любезных речей о моем ничтожестве: это я мог бы сказать сам о себе, а в твоих устах оно не очень-то деликатно. Да что поделаешь, сердце у меня слабое, это мое проклятие, вот и приходится так жить и выслушивать женские попреки. Это и довело меня до того, что я из инженеров стал трактирщиком, а до чего еще докачусь, не знаю! - Он мрачно смотрел на нее.
Она поймала его взгляд и, откинув шаль, так что свет от костра озарил ее лицо и шею, сказала с улыбкой:
- Во всех твоих путешествиях видал ты что-нибудь лучше?
Юстасия была не из тех, кто идет на риск, не имея уверенности в победе. Все еще глядя на нее, он сказал негромко:
- Нет. Не видал.
- Даже у Томазин Ибрайт?
- Томазин милая и простосердечная девушка.
- Что мне до нее! - воскликнула она, вдруг вспыхнув гневом. - Какое она имеет значенье? Сейчас есть только ты и я, и больше ни о ком не надо думать. - И, глядя на него долгим взглядом, она продолжала уже спокойно, но с прежним таинственным жаром в голосе: - Неужели я должна исповедаться тебе в том, что женщины всегда скрывают? Признаться, какой несчастной я чувствовала себя два часа назад, когда думала, что ты женился на ней?
- Прости, что я причинил тебе боль.
- А может, это не только из-за тебя, - сказала она с лукавой усмешкой. - На меня иногда находит. Должно быть, это у меня в крови.
- Ипохондрия,
- Или это оттого, что кругом все так мрачно. Когда я жила в Бедмуте, мне всегда было весело. О, счастливые, счастливые дни в Бедмуте! Но теперь и на Эгдоне станет веселее.
- Надеюсь, - хмуро ответил он. - Ты понимаешь, вечная моя возлюбленная, какие последствия будет
