Взглянув на спящего крепким сном ребенка, я отправилась в кровать. А потом долго лежала в темноте, слушая скрип тормозов на шоссе и глядя на метавшиеся по потолку неясные тени. Ветер раскачивал сосны и шумел в их ветвях.
«Шпионка». «Оставшиеся» хотели меня запугать, отбив всякую охоту разговаривать с прессой. В этом можно не сомневаться. Несмотря на то что в других ситуациях внимание прессы было им на руку, не важно, позитивное или негативное. Теперь мне стало казаться, что дело в Йоргенсене. Они явно не желали огласки и хотели упрятать поглубже информацию о своих связях с этим человеком. На службе в церкви «Оставшихся» он прокричал: «Я расскажу!»
Однако не рассказал. Что бы ни произошло, похоже, у него не было и малейшего шанса. В памяти всплыл образ Исайи Пэкстона: он удалился с места дорожного происшествия с облегчением, как человек, только что решивший непростую проблему.
Спустя час пришел Джесси. Сняв одежду, он тихо скользнул под одеяло и лег на спину, запустив пальцы в свою густую шевелюру. Я положила руку ему на грудь.
Подумав немного, Джесси сказал:
— Наверное, это объяснит теория вероятности: только что все было прекрасно, а потом — ба-бах… тебя сбивает с ног аномальная волна. Миром правит хаос.
— Хаос? Этим именем ты называешь Бога?
В темноте послышался его горький смешок.
— Цепь произвольных событий, его случайное величество.
Внутри давно нарастало ощущение, и теперь оно стало особенно сильным.
— Я не считаю, что «Оставшиеся» вставляют нам в колеса случайные палки. По-моему, они заранее все спланировали.
— Думаешь, Табита неспроста объявилась именно сейчас?
— Нет. Что бы ни задумали эти люди, Табита — лишь часть общего плана. Так же, как и Люк. — Я приподнялась на локте. — Шенил тоже говорила что-то такое… Там, в книжном магазине, когда я давала автографы. Якобы Люк — особенный мальчик и более драгоценный, чем я могу себе представить. Джесси, она его ни разу не видела. Но выглядело так, словно «Оставшиеся» имеют права на этого ребенка.
Снаружи, за стенами дома, о берег с шумом разбивался прибой.
— Рано утром в дорогу, — сказал Джесси.
На мгновение я ощутила пустоту. Затем на мне сомкнулись его руки. Потянув на себя, Джесси подставил руки, и, скользнув по ним вниз, я поцеловала его в губы. Прикрыв глаза и наслаждаясь теплом, исходившим от его тела, я вдруг поняла, что хочу почувствовать его вкус. И снова поцеловала, уже крепче, а затем прошлась губами по контуру его скулы и опустилась ниже, к шее. Чувствуя теплоту шелковистой кожи, подразнила широкую грудь. Потом провела пальцами вдоль ребер и вниз, нашла его сильные ладони. Приподняв их, я по очереди обласкала губами каждый палец, последними поцеловав запястья. Джесси задышал глубже, и спиной я ощутила прикосновение его рук.
Этот танец мы поставили давно, находя движения методом проб и ошибок перед лицом неизбежных обстоятельств. Поврежденный спинной мозг снижал чувствительность нервных окончаний, не позволяя Джесси шевелить ногами. Чтобы пробудить сексуальное чувство, требовалась стимуляция. Со временем, преодолев сложности и многое потеряв, нам удалось отказаться от запросов прежнего времени и найти нечто новое. На мое счастье, Джесси оказался смелым, даже беззастенчивым любовником, и я нашла в его закаленном от морских купаний теле настоящую прелесть, податливость и мягкость. Оно стало тем самым местом, где я забывала обо всем, даже о том, что иногда вызывало отчаяние.
Приподняв, Джесси посадил меня сверху. Стащив шелковую ночную рубашку через голову, поцеловал груди и живот. Почувствовав, как тела коснулась его борода, я застонала. Приподняв за ноги, он качнул меня. Простыни запутались, и я отбросила их в сторону.
Мы любили друг друга яростно, в молчаливом порыве. Потом, сплетенные вместе, молча лежали рядом. Эта ночь была последней ночью в родной гавани.
Утро началось рано, когда встававшее над океаном красное солнце обозначило линию горизонта, и Люк с неописуемой радостью услышал, что мы уезжаем в Чайна-Лейк. Кипя энергией, он зигзагом, как озабоченная пчела, носился по дому. Приходилось вытаскивать ребенка то из ванной, где брился Джесси, то из машины. Люк пытался пристроить в мою спортивную сумку свой трансформер. Я не могла его ругать. Удивительно живой и нежный мальчик, Люк излучал счастье, словно разбрасывая вокруг себя разноцветные конфетти.
Когда Джесси пришел завтракать, Люк буквально прыгнул от стола ему навстречу.
— Ты знаешь, что я еду к папе? Вот так сюрприз!
— Да, ты счастливчик! Наверное, папа очень обрадуется, — сказал Джесси.
— Ты приедешь меня навестить? Если в доме будут ступеньки, я позвоню, чтобы ты не забыл костыли.
— Молодец, ты обо всем подумал.
— И ты сможешь научить меня плавать баттерфляем.
— Конечно.
Джесси поднял ладонь вверх, приглашая Люка сделать то же самое. Когда их ладошки стукнулись друг о друга, Джесси притянул мальчика к себе.
— Ты парень что надо. Жаль, что мы расстаемся. Кажется, со временем из тебя действительно выйдет толк.
Чайна-Лейк располагается в двухстах милях от Санта-Барбары, в пустынной горной долине на западном склоне Сьерра-Невады. Когда мы с Люком выехали, на часах было начало десятого. Примерно к одиннадцати тридцати мы пересекли череду холмов и выехали на рыжевато-коричневое пространство пустыни. Вскоре после этого миновали военно-воздушную базу Эдвардс, где Чак Йегер впервые преодолел звуковой барьер и где садился на Землю первый космический челнок. Я немного расслабилась.
Часом позже, решив перекусить и залить в бак горючее, я остановила машину в Мохаве. По моему представлению, городок состоял из грузового железнодорожного терминала и огромного асфальтированного поля, сплошь уставленного законсервированными авиалайнерами. Люк, дремавший на заднем сиденье, поднял голову, как только я заглушила двигатель, и, сладко потянувшись, спросил:
— Мы где?
Беспомощно хлопая глазами, мальчиксел, пытаясь осмотреться. Взъерошенные от сна волосы торчали во все стороны. Пока я наполняла бензобак «эксплорера», на заправку зарулил черный джип, из которого грохотала музыка. Из машины вылезли двое мужчин, на вид одного со мной возраста. Хорошо узнаваемый тип — бритые почти наголо, развязные, в рубашках с короткими рукавами и бермудских шортах, привыкшие к быстрому успеху. Пока я дожидалась расчета в мини-магазинчике, держа в руках газировку и пончики с корицей, один из них вошел внутрь и, взяв упаковку с полудюжиной пива, направился прямо к стойке. Глянув в мою сторону, спросил:
— Горячие?
Принять или не принять его игру? Пока подбивали итог, я открыла бумажник и сказала:
— Пончики идеальны для дальней дороги. Горячее не дает заснуть.
— Только не говорите, что такая девушка предпочитает вспышке ощущений горячие пончики.
Я бросила в его сторону косой взгляд. У подошедшего была квадратная челюсть, и он слегка улыбался, пряча глаза за темными очками — точь-в-точь как очки знаменитой снайперши Энн Оукли. Довольный собой, незнакомец решил, что пора представиться:
— Привет, я Гаррет.
— «Вспышка ощущений»… Метафора, подходящая для фейерверков. Я думала, истребитель стреляет ракетами, с шумом и грохотом.
Он коротко хохотнул:
— Да, и они сами наводятся на горячее.
Стоявший за кассой паренек казался озадаченным. Пока наш разговор не перешел известную грань, я забрала покупки и направилась к двери, услышав вдогонку: