Взяв мальчика за руку, он повел его к самолету, по пути рассказывая о крыльях и элеронах, а затем, показав пальцем на двойной хвост истребителя, посадил Люка себе на плечи.
Неожиданно Люк спросил:
— А у тебя есть кличка?
Брайан коснулся нашивки с именем. Брайан Делани, Слайдер.
Он спросил Люка:
— Сможешь прочитать?
— Это ты, — ответил Люк.
Мы с Дюпри стояли чуть позади. Дюпри заговорил первым:
— Я уже слышал, что вчера произошло. Дьявольское возвращение домой.
— Нам не до шуток.
— Да, вижу. Парни явно перевозбудились. А вы к нам надолго?
— На несколько дней.
— А сможете еще задержаться?
— Для чего?
Голос Дюпри напоминал успокаивающее бормотание ночного джазового диджея, но тут его слова прозвучали диссонансом:
— Я давно знаю Брайана. И должен предупредить: в последнее время он балансирует на опасной черте.
Я ответила ничуть не менее серьезно:
— Да, у пего тяжелый период. Конечно, развод — это не проигранный бой, но тема достаточно горькая.
— Жизнь часто с нами жестока, однако мужчине опасно упиваться собственным горем.
Я посмотрела на Дюпри:
— Что вы такое говорите, командир?
— Просто Марк. Я говорю о том, что Брайан слишком себя растравляет. Вам нужно его успокоить. Дайте брату глоток свежего воздуха, прежде чем гермошлем загорится у Брайана на голове. — Задумавшись на секунду, Марк закончил свою мысль: — Прежде чем он настолько запутается, что сделает какую-нибудь глупость — в воздухе или на земле.
— И почему па твоем самолете нет ракет? — Возбужденный и разговорчивый, Люк крутился на заднем сиденье «мустанга» как веретено. — Вот здорово, если бы я их увидел!
Брайан решил прокатить нас вокруг базы. Ностальгическое путешествие по центру маленького городка, мимо общественного бассейна и бейсбольных площадок, мимо церкви и «Макдоналдса».
Я тихо сидела на своем месте. Слова Марка Дюпри не шли из моей головы.
— А какой звук они делают, когда ты стреляешь? Такой: «ш-шу-ух» — или больше похоже на «кы-хх»? Вот шумище-то!
Половину домов на базе уже разрушили. Все мое детство, весь подростковый период, безмятежные тихие улочки с недорогими домишками и упорядоченным мироощущением — все это безвозвратно ушло. Даже дороги оказались перекопанными. Сокращение военных ассигнований. Я грустно заметила:
— Да, Тотошка, в Белом доме больше нет Рональда Рейгана.
— Дин-дон, «холодной войны» больше нет…
Раньше в этих местах жизнь била ключом, и здесь жила моя семья. Цель нашему существованию придавала советская военная угроза. Здесь на душу населения было докторов наук больше, чем где угодно в этой стране. В городе работали ученые и инженеры вроде моего отца, считавшие личным делом разработку технологий, которые спасут жизни американским пилотам.
Разумеется, в старших классах мне открылись все прелести этой жизни: спорт, выпивка, секс, хорошие машины, возможности получить престижный диплом, жить в хороших местах. Вот почему в Санта-Барбаре так много выходцев из Чайна-Лейк.
В те годы ни один подросток не мог бы назвать Чайна-Лейк «зоной смерти». Похоже, теперь мой город стал близок мрачному представлению Исайи Пэкстона о заброшенном рае или месте пребывания антихриста. В общем, полумертвая засекреченная дыра.
Показав на очередной пустой участок, Брайан спросил, помню ли я это место.
— Можно посмотреть запуск ракеты, на что он похож? — спросил Люк.
Брайан взглянул на него в зеркало:
— Отлично.
Сделав крутой разворот на сто восемьдесят градусов, он поехал в сторону, противоположную от базы.
То, что искал Люк, мы обнаружили в музее Чайна-Лейк — небольшом домишке из шлакобетонных блоков, хранившем целое собрание произведений на вечные темы: жизнь и смерть, хищники и их жертвы. Сцены из жизни дикой природы представляла диорама с мелкими млекопитающими, на которых нападали гремучие змеи и койоты.
Но зверушки не заботили Люка. Он устремился к ракете «Сайдуиндер». Ракета представляла собой длинную и узкую металлическую стрелу примерно десять футов в длину, словно висящую на нисходящем участке траектории полета.
Люк уставился на ракету, изумленно вытаращив глаза, а затем, потрогав ее за стабилизаторы, так и замер с растопыренными руками, словно ракета собиралась проткнуть его насквозь.
Потом он поинтересовался у Брайана, сколько ракет берет с собой истребитель и как далеко может находиться мишень. Брайан кивнул в сторону фотоснимка, на котором «F/А-18» давал залп ракетами «Сайдуиндер», и объяснил сыну, как ракеты закрепляются под самолетными крыльями и как производится залп, называемый летчиками «фокс-два».
— То есть залп ракетами, самонаводящимися на тепло, — сказал он. — «Фокс-один» — это залп ракетами «Спэрроу».
Тут с противоположной стороны комнаты я услышала:
— Ах, чтоб меня… Эван Делани!
Удивившись, я обернулась, не зная, чего и ждать. На меня смотрела высокая женщина, футов в шесть роста, с длинными, кое-как причесанными волосами, в круглых очках и с музейным бейджиком.
— Эбби Джонсон?
— Дайте закурить бедной девушке. Теперь она Хэнкинс.
Она широко улыбнулась. Голос остался молодым и ясным.
Эбби сказала:
— Бог мой, когда мы виделись в последний раз, меня тошнило после забега на четыреста метров.
На самом деле в последний раз мы виделись в суде, в тот самый день, когда оглашался приговор за курение марихуаны. Но я знала, что имелось в виду — потому что именно я принимала у нее эстафетную палочку в забегах четыре по четыреста метров. Она бегала очень быстро, а на финише ее всегда тошнило. Мы прилепили Эбби кличку Блюющая Комета.
— Правда, с тех пор я почти совсем не бегала.
Задрав топорщившуюся юбку, она показала широкий операционный шрам чуть выше белых кроссовок «Рибок» и белых спортивных носков.
— Еще в колледже попала в тяжелую аварию на мотоцикле. Знаю, ты не поверишь: я вышла замуж за дантиста, больше не хожу на вечеринки и принялась рожать детей. Теперь я миссис Гражданский Долг Чайна-Лейк… Ха-ха… И подбери с пола челюсть.
Прежние чувства наконец вернулись ко мне: больше я не могла на нее сердиться. Хотя прожитые годы драматически отразились на внешности, придав телу подруги вагнеровские очертания, я сказала:
— Эбби, ты ни капли не изменилась.
— Конечно, черт побери… И ты тоже, подруга. А как у тебя на жизненном фронте? Замужем? Дети есть? Это что, твоя семья?
Брайан хотел удалиться, но обернулся и, поняв, что его представили даме, отвесил улыбку.
— Эй, да я тебя помню, — сказала Эбби. Посмотрев на Люка, она добавила: — Он просто чудо. Твоя
