отсчитала ему две таблетки аспирина.
Он выпил, с облегчением вздохнул:
— Хорошо, отличный вкус.
— Я думаю, как тебя вытащить.
Оглядевшись, я поняла, что, несмотря на солидный возраст, убежище устроено на редкость грамотно. В нем имелись еда, электричество, средства связи и даже настольные игры — угодные Богу, разумеется. Сложенные на полке, рядом лежали коробки с настольными играми «Монополия», «Скрэббл», «Желоб и лестница». «Красная опасность» перестала быть семейной забавой во времена Карибского кризиса. Здесь я видела замороженный срез из страхов эпохи «холодной войны».
Кое-кто еще дожидался литиевого заката, и они вполне могли спрятать здесь что-либо, напоминающее волокушу, салазки — любое средство, пригодное для транспортировки Джесси. Я спросила:
— Как им удалось тебя взять?
— Меня захватили Шилох и те три танцовщицы с жезлами. Как же обидно… Похищен гребаными давалками. Застрелиться и не жить…
Шутливый тон не мог скрыть его обиду.
— Знаешь ли, им воздастся, и поделом.
— Я заехал этой Шилох в глаз блокиратором для руля. Куколке досталось, как положено. Потом танцовщицы меня схватили, блокиратор отняли, а Шилох отходила меня этой железкой, как Джеки- гребаный-Чан. Думаю, это ее нужно благодарить за ногу.
Ничего. Я не нашла ничего, достаточно большого и легкого, пригодного для волокуши. Вернувшись к Джесси, я подоткнула под сломанную ногу грязную подушку.
— Но есть и компенсация.
Джесси показал на журнал, обернутый вокруг места перелома.
— Июль шестьдесят девятого года. Тематический выпуск, посвященный высадке на Луну. Я загипсован коллекционным экземпляром.
Не удержавшись, я рассмеялась.
Посерьезнев, Джесси торжественно объявил:
— Ты должна кое-что знать. Я нашел Иисуса.
Перестав смеяться, я озабоченно проговорила:
— Бог мой, ты тронулся!
— Он борется с Элвисом в спортивном стиле. Царь царей против короля рок-н-ролла.
Пощупав его лоб, я поставила диагноз:
— Бред.
Оттолкнув мою руку, Джесси показал на дверь:
— Закрой и увидишь сама.
Осторожно подойдя к двери, я с трудом ее прикрыла и вытаращила глаза от изумления: с обратной стороны открылась настоящая фреска. В грубых, неряшливо положенных красках нарисованная на двери картина изображала крутые машины, космические корабли, борющегося с Пресли Иисуса Христа, и над всем этим — роскошные формы Рэчел Уэлч, одетой в два куска шкуры из фильма «Миллион лет до нашей эры».
— Искусство дверной росписи, — сказала я.
Картина напомнила о существовавшем в ВВС обычае недобрых старых дней. Они расписывали двери пусковых шахт МБР, похороненных в глубине под поросшей свежей зеленью американской прерией. Воистину искусство андеграунда.
Осмотрев картину, я вдруг заметила привязанный к запорному колесу двери конец веревки. Потом разглядела остальное: след от веревки на запястье Джесси, брошенный около двери стул.
— Ты пытался выбраться?
— Мне связали руки, но довольно небрежно. Я освободился и сделал из веревки лассо, затем открыл дверь достаточно широко, чтобы протиснуться сюда. Потом открыл вход.
Наверное, ему потребовалось несколько часов. Я села рядом с Джесси, взяв его за руку. Он запустил пальцы в шевелюру.
— Фокус в том, что меня везли с завязанными глазами на прицепе за внедорожником. Выйдя на свет, я, к собственному изумлению, обнаружил себя в горах, на жаре, зашкалившей за мыслимые пределы. Я вернулся в убежище и закрыл дверь, чтобы они не догадались. Перешел к запасному варианту.
— А что с основным вариантом?
— Открыть дверь — это был план «Б». А сначала я хотел вызвать полицию по рации. Но передатчик они выпотрошили. Итак… — Протянув руку, он перевернул матрац, вытащив из-под него кусок трубы. — Вот запасной вариант. Я бы вышиб мозги тому, кто придет ввести ботокс.
Насилие никогда не звучало в голосе Джесси столь подкупающе. Не удержавшись, я поцеловала его руку.
— Я ждал темноты, когда спадает жара.
— Ты в тридцати пяти милях от города.
Он шмыгнул носом:
— Неплохо. И что же, в этот момент появилась ты.
Кажется, он не перестал изумляться своей удаче.
— Нужно показать тебе кое-что на этой «картине». Дай руку и помоги мне встать.
— Тебе нельзя опираться на сломанную ногу.
— Я обопрусь на твое плечо и смогу добраться до стула.
Джесси осторожно опустил ногу на пол. Спорить с ним означало зря терять время.
— На счет «три», — сказала я, встав перед Джесси и придерживая его руками под мышки. Руки Джесси были твердыми, как дерево, но мне удалось его поддержать, и мы запрыгали к двери вместе, на трех ногах. Его ощутимо трясла лихорадка.
Про мой план — спуститься вниз по каньону — пришлось забыть. По камням и песку он не прошел бы и пятидесяти ярдов. Нужно возвращаться к машине и ехать вниз, в сторону подножия Коппер-Крик, дождаться полиции и привести Джесси помощь. Скорее всего Гаррет уже позвонил в дежурную часть.
Опустившись на стул, Джесси коснулся пальцами разукрашенной двери — там, где рисунки были черно-белыми.
— Здесь они новые.
Я увидела целую серию изображений, нарисованных на белом фоне основной фрески быстрой, но уверенной рукой.
— Рисовала Табита, не так ли? — спросил Джесси.
Я прошлась по рисункам пальцами.
— Да.
Она побывала здесь, оставив после себя эти изображения. Почему? Потому что написанные ее рукой слова могли заметить. Я присмотрелась внимательнее.
Картинки выглядели продолжением темы «Хэллоуин: предчувствие дьявола». Дети в костюмах… Балерина на детской площадке… Качели… На заднем плане — школьное здание. Это площадка возле школы Люка. По затылку пробежал озноб.
Следующий рисунок: дети уплетают праздничные лакомства. Дети на костылях и в инвалидных креслах. Я сразу вспомнила Карину Эйхнер. Финальный рисунок. Дети на земле, схватившиеся за горло или мертвые. Сладости у них в руках.
Воздух стал горьким на вкус, во рту пересохло.
— Это предупреждение.
— «Оставшиеся» планируют массовое отравление детей.
— Да.
— Зачем? — Голос Джесси охрип. — В наказание? Как суд «Оставшихся»?
Я вспомнила слова Глори: «Каждый год сатанисты убивают детей отравленными конфетами». Шенил собиралась что-то предпринять.
