Трель смеха заставила его замолчать.
– У тебя как всегда горячий нрав, Регор. Ну, по крайней мере, какое-то время ты сможешь хорошо попрактиковаться в этой запрещенной для тебя обязанности. И ты, Хуон, и остальные – тоже.
Грейдон услышал стон облегчения гиганта и увидел, как осветилось его покрытое шрамами лицо. Мычание Регора прервали слова Матери:
– Почтите Адану! Теперь мы – ее люди!
Он поклонился так, что его перевязанная голова коснулась пола.
– Да! – тихо сказала Мать. – Но сколько это продлится? Ах, этого даже я не могу сказать.
Она уронила руку, державшую трепетавший шарик и склонилась над плечом Суарры, подзывая Грейдона.
– Подойдите ко мне. А ты, Регор, захлопни за собой ту дверь.
Грейдон подошел к алькову и поднялся по ступеням. Его глаза зачарованно смотрели в фиолетовые глаза Матери, внимательно изучавшие его.
Когда он подошел ближе, Женщина-змея выдвинулась из-за спины девушки, между ним и Суаррой выросла мерцающая, переходящая в девичье тело колонна.
Он снова ощутил странный, глубоко спрятанный в нем трепет любви к этому необыкновенному созданию, словно в его душе зазвучала струна, которую никто, кроме нее, не смог бы затронуть. Он снова встал на колени и поцеловал протянутую ему маленькую руку. Он всмотрелся в ее лицо: оно было юным; вся многовековая скука слетела с него. Ее глаза светились нежностью. Он даже не вспомнил о тех сомнениях, которые возникли у него в пещере с картинами, настолько сильны были ее чары. Если только это были чары…
– Вы хорошо воспитаны, дитя мое, – прожурчала она.
Она озорно взглянула на Суарру.
– Нет, дочь моя, не беспокойся. Эта почтительность – лишь дань моему возрасту.
– Мать Адана… – с пылающим лицом начала Суарра.
– О, пройдите туда и поговорите, дети. – Алые, в форме сердца, губы улыбались. – Вам нужно многое сказать друг другу. Если хотите, садитесь на золотые троны. О чем вы думали тогда, муж Суарры? Что эти золотые троны означают конец ваших странствий? Вы, несомненно, именно так и думали. Я не знаю – почему, но именно такой была ваша мысль. Ну так садитесь же.
Грейдон, начавший было подниматься, снова опустился на колени. Когда она сказала о золотых тронах, в его мозгу внезапно всплыли строки старинного негритянского спиричуэлса:
Когда закончится трудный путь, Когда закончится он, Я сяду, чтобы передохнуть, На золотой сяду трон.
Мать Змей рассмеялась, подозвала Суарру, взяла руку девушки и вложила ее в руку Грейдона. Она легко подтолкнула их в спины.
– Регор, – позвала она, – подойди ко мне. Расскажи мне, что произошло.
Маршируя с самодовольным видом, покачивая копьем, к Матери приблизился Регор. Суарра увлекла Грейдона в уютный, образованный завесами уголок в дальнем конце алькова.
Грейдон увидел, как Регор поднялся по ступеням и остановился рядом с Женщиной-змеей. Он увидел, как она склонила голову, приготовясь его слушать.
Затем он совершенно забыл о них, поглощенный Суаррой, которую переполняли забота о нем и любопытство.
– Что случилось, Грейдон?
Ее рука воздушно обвилась вокруг его шеи.
– Я шла быстро и была уже возле водопада. Он очень шумел, но мне показалось, что я расслышала выстрел из твоего оружия. Я заколебалась и думала вернуться, но больше не было никакого звука, и я пошла дальше. А Регор и другие – откуда у них эти раны?
– Убежище разграблено Лантлу. Дорина предала Хуона. Лантлу захватил Хуона и выпустил помериться силами с одним из своих проклятых ксинли. Мы спасли его. Хуон убил Дорину, – отрывисто рассказывал ей Грейдон.
Ее глаза расширились.
– Дорина предала его? Он убил ее?
– Она была твоей тетей, что-то в этом роде, не так ли? – спросил он.
– О, полагаю, что в некотором смысле – да. Давным-давно…
Внезапно он решился задать вопрос, который раз и навсегда поставил бы все на свои места.
Он узнает то, что мучило его: является ли она одной из этих бессмертных, или она обыкновенная девушка, какою кажется.
Если она такая же, как и все они, значит, ему придется примириться с тем, что он любит девушку, по возрасту, вероятно, годящуюся ему в прабабушки. Если нет, тогда все остальные головоломки для него не страшны.
– Послушай, Суарра, сколько тебе лет? – спросил он.
– Ну, Грейдон, мне двадцать, – ответила она удивленно.
