военного министерства Германии (т. н. «авиационная инспекция»). С момента ее создания в 1929 г. и по 1933 г. ею руководил X. Риттер фон Миттельбергер, фактически он являлся командующим ВВС Германии. Школа химической войны «Томка» находилась в подчинении «инспекции № 4» («артиллерийская инспекция»). Одним из ее руководителей был В. Треппер, ставший в 1929 г. во главе «Томки». Танковая школа подчинялась «инспекции № 6» («автомобильная инспекция»). В 1929–1931 гг. ее возглавлял О. фон Штюльпнагель, в 1931–1933 гг. — генерал О. Лутц. Директивное руководство, осуществлявшееся инспекциями, касалось не только обучения командированных в школы «стажеров» и проведения испытаний техники, но и отработки новых приемов воздушного боя, ведения химвойны с использованием артиллерии и авиации, взаимодействия основных родов войск (армия, артиллерия, авиация). Они вели также учет кадров, прошедших «обучение в СССР», «выбивали» в Берлине деньги, необходимые для эффективного функционирования школ, регулярно инспектировали их работу.
Общая схема руководства упомянутыми военно-учебными центрами рейхсвера на советской территории впервые была приведена генералом авиации X. Шпайделем. В 1927–1933 гг. он обучался в летной школе в Липецке и служил в генштабе в управлении «люфтваффе» военного министерства Германии[156]. С некоторыми модификациями она выглядит следующим образом: схему руководства военными и военно-экономическими связями СССР с Германией составили российские военные историки В. В. Захаров и С. А. Мишанов, исследовавшие данную проблематику. Она в принципе соответствует существовавшему тогда положению и в общем виде выглядит следующим образом[157].
Переходу Советской России к НЭПу, провозглашенному на Х съезде РКП(б) в марте 1921 г., хронологически предшествовало очень важное постановление СНК СССР от 11 ноября 1920 г., разрешавшее создание на советской территории иностранных концессий. Оно явилось своего рода сигналом к действию для иностранных предпринимателей, с энтузиазмом взявшихся за дело. Многих из них в конечном итоге ожидало разочарование, но появление смешанных фирм и концессий объективно помогало экономическому развитию страны. В то же время они создавали весьма благоприятный фон для советско-германских военно-промышленных предприятий, создававшихся параллельно с ними и маскировавшихся по взаимной договоренности под концессии. Финансирование и координация их деятельности с немецкой стороны осуществлялась созданным 9 августа 1923 г. военным министерством Германии «Обществом содействия промышленным предприятиям» (ГЕФУ — транслитерация с немецкого: GEFU — «Gesellschaft zur Forderung gewerblicher Untemehmungen») с местоположением в Берлине и Москве (Хлебный переулок, 28). Оно было обеспечено необходимым производственным капиталом (75 млн. марок золотом). Руководство «ГЕФУ» было возложено на представителя «Вогру» капитана Ф. Чунке (председатель правления) и Т. Эккарта, а также уже упоминавшегося подполковника В. Менцеля (председатель наблюдательного совета). При этом в первую очередь речь шла об авиационном заводе в Филях (с участием «Юнкерса»), химзаводе «Берсоль» по производству отравляющих веществ близ Самары (с участием «Штольценберга»), производстве с помощью «Круппа» боеприпасов для артиллерии на различных советских заводах (Златоуст, Тула, Петроград, Петро-крепость) «при немецком техническом содействии»[158] .
Что касается советской стороны, то сначала военные контакты шли в основном через единственного тогда заместителя Троцкого по РВС — Склянского, затем (примерно с конца 1922 г.) через Розенгольца, члена РВС СССР, Главначвоздухфлота СССР и зятя Троцкого. Он являлся одновременно Председателем Совета СССР по гражданской авиации, членом коллегии Главконцесскома. По свидетельству Крестинского, Розенгольц был в то время наиболее в курсе всех вопросов двустороннего военно-промышленного сотрудничества. Для ведения переговоров по этому вопросу он выезжал в Берлин в январе 1923 г. и в январе 1925 г.
Примерно с конца 1923 г. по 1930 г. за все вопросы военного сотрудничества и связь с представителями райхсвера стал отвечать заместитель Председателя РВС СССР И. С. Уншлихт (партийный псевдоним — Юровский[159]), а еще позднее — Я. К. Берзин, начальник Разведупра РККА. Еще в августе 1925 г. Фрунзе принял решение об объединении всех сношений с немцами в руках Разведупра. Таким образом, Берзин наряду с Уншлихтом являлся одной из ключевых «рабочих» фигур в советско-германских военных контактах[160].
В Берлине связь поддерживалась сначала через военных агентов полпредства Сташевского и М. Петрова, затем Я. М. Фишмана, а с 1924 г. — через советского военного агента, атташе полпредства П. Н. Лунева (Петренко-Лунев). После учреждения должности военного атташе в конце октября 1925 г. (по согласованию с МИД Германии) он стал первым советским военным атташе в Берлине. Позднее в этой должности работали А. И. Корк (1928–1929 гг.), В. К. Путна (1929–1930 гг.) [161], Я. И. Яковенко (Зюзь-Яковенко) (1930–1931 гг.), В. Н. Левичев (1931–1933 гг.)[162].
Глава 7
Военно-промышленное сотрудничество
Из многих предложений, которые были сделаны советской стороне как на ее самостоятельные обращения к германским фирмам, производившим вооружение и военное снаряжение, так и при посредничестве «Зондергруппы Р» («Вогру») и канцлера Вирта, в конечном итоге осталось лишь несколько проектов. Причин тому было несколько. Во-первых, отсутствие материальной базы и средств у советской стороны. Отчет делегации «Зондергруппы Р» о поездке в Россию летом 1921 г. (Нидермайер, Чунке, Шуберт) показал катастрофическое состояние дел на оборонных заводах и верфях Петрограда, доставшихся в наследство новой власти. Так что о моментальном, скором налаживании технологического процесса не могло быть и речи. Во-вторых, отсутствие значительных; финансовых средств у советского партнера — военного министерства Германии, бюджетной организации, для финансирования дорогостоящих проектов. Утверждение госбюджета, а таким образом и военного бюджета, проходило через обсуждение парламента республики, и поэтому щедрое выделение государственных средств на нужды военного министерства, да еще с учетом ограничительных статей Версальского договора, было просто невозможно. ГЕФУ же, созданное «Зондергруппой Р» на деньги военного министерства Германии для посредничества, координации и финансовой поддержки военно-промышленных объектов, в первую очередь в России, со своей задачей не справилось. Более того, его руководители использовали средства общества в финансовых операциях в личных целях. Наконец, державы Антанты, зорко следившие за строгим соблюдением военных постановлений Версальского договора, просто не позволили бы Германии (да еще где, в Советской России!) заниматься налаживанием военной промышленности. Но зато те немногие проекты, которые в результате переговоров получили реальные очертания в виде оформленных договоров, являли собой ключевые, наиболее перспективные направления в развитии военной техники — производство самолетов, отравляющих веществ, боеприпасов для артиллерии.
Итак, 26 ноября 1922 г. в Москве между правительством РСФСР и фирмой «Юнкерс» (Дессау) были заключены три концессионных договора: о производстве металлических самолетов и моторов; об организации транзитного воздушного сообщения Швеция — Персия; об аэросъемке в РСФСР[163]. Все три договора были подписаны от советской стороны Председателем ВСНХ П. А. Богдановым и заместителем наркома иностранных дел М. М. Литвиновым, а от «Юнкерса» — директором фирмы «Юнкерс» в Деесау Г. Заксенбергом. Согласно
