будут завоеваны, или иными путями приведены к покорности, либо же присоединятся по своей доброй воле. Наследует сын Матери, а не Отца! Не знаю, кто уж там чем насолил Вигару Объединителю, только именно он это Уложение подписал и Большую Печать свою приложил. Ясно ли разобралась Жемчужина в сути дела? Сын Матери, а не отца!
По тому пламени, каким заполыхали вдруг очи Правительницы, любому стало бы понятно: поняла до последней мелочи. И оценила.
– Но ты сказал – пятьсот Кругов времени тому назад? Какой же толк от этого – сегодня?
«Какой толк м н е? – так следовало понять ее вопрос. – М н е – и моему сыну».
– В том-то и дело, Жемчужина, что Уложение это – иными словами, Закон, но в то же время и не совсем Закон, правильно будет назвать его волеизъявлением, приравненным к закону, – с тех пор никем не было оспорено, опровергнуто или отменено. А следовательно – продолжает действовать и по сей день.
– Уложение… – Ястра как бы попробовала это слово на вкус, медленно, по звуку, произнеся. – Но не лучше ли говорить о нем просто как о Законе – если уж они, как ты говоришь, равны по значению…
– Не совсем так, Жемчужина.
Тут историк оказался в своей стихии: истолкование исторических документов не просто было его коньком, но страстью, едва ли не оргазм он испытывал, делая неясное – понятным, якобы ненужное – драгоценным и нужным.
– Дело в том, Правительница, что в последующие времена наследование происходило главным образом все же по отцовской линии. Ничего удивительного: у правящего донка, а потом и Властелина, было куда больше средств, чтобы настоять на своем, чем у прекрасных Жемчужин. В истории известны лишь два случая, когда применялось Уложение.
– Дважды за пятьсот Кругов?
– Жемчужина совершенно права. Так вот, если бы это был Закон, то все донки и Властелины, наследовавшие по отцу, оказались бы не законными правителями, а людьми, захватившими Власть, не имея на то законного права. И таким образом, ныне правящая династия оказалась бы с начала и до конца незаконной. Но отменить Уложение тоже не представлялось возможным, пока о нем помнили: как лучше меня знает Жемчужина, все, что касалось личности и деятельности великого Объединителя, и по сей день неприкосновенно и не подлежит никакому сомнению: такова великая традиция, одна из основополагающих.
– Это верно, – согласилась Ястра.
– Таким образом, самым простым оказалось: забыть. Как будто его никогда и не было. Не напоминать. Не публиковать ни в одном Своде Законов Великого Ассарта. Так и делалось на протяжении сотен Кругов времени.
Она кивнула.
– В то же время, – продолжал Хен Гот, – уничтожить сам документ, само Уложение, никто, вероятно, не осмеливался – это было бы едва ли не святотатством, поступком строго наказуемым; ну, а потом – потом, осмелюсь предположить, об этом архиве – ну, не то чтобы забыли: специалисты вроде меня помнили, что такой существовал, но просто утеряли его след: он ведь хранился там, где и сейчас находится: в комнатке в нескольких шагах от апартаментов Жемчужины Власти. И вот о существовании и местонахождении этого документа я и стремился сообщить Правительнице.
Он умолк, перевел дыхание. Ястра смотрела на него, словно пыталась проникнуть в мозг историка, разобраться во всех, до самой последней, мыслях его и мыслишках. Потом сказала медленно:
– Если я верно поняла – этот документ можно увидеть и прочитать?
Историк пожал плечами – едва заметно, в строгом соответствии с приличиями:
– Я сегодня не успел заглянуть в архив: меня задержали. Но если за истекшие месяцы никто там не хозяйничал…
– Кто бы мог?
– Люди Властелина, например…
– Ты сказал – Архив в моем крыле Жилища?
– Тут, рядом.
– Его люди не имели сюда доступа. Впрочем… – Ястра нахмурилась. – Нет. Надеюсь, что нет.
– Осмелюсь заметить: сегодня в Жилище Власти такое множество странных людей, и они заняли, похоже, все свободные помещения, может быть, и комнаты Архива…
– Разве он не был заперт?
– Был. Но один из ключей, во всяком случае, хранился у камердинера Эфата, ныне блаженствующего…
– Ты убил его, чтобы получить ключ?
– Я не убивал его, Жемчужина. Клянусь Великим Океаном, в коем все мы пребудем вечно. Мы с ним были в прекрасных отношениях. Когда я вошел, он был уже мертв. Полагаю…
– Хорошо, – отмахнулась она. – Сейчас это не важно. Отвечай: этот документ, если он существует, – не подделка?
– Жемчужина!! Весь мой опыт, все мое…
– Можно ли будет, если потребуется, предъявить его авторитетной комиссии для установления подлинности?
– Лишь бы она состояла из специалистов и они были честными людьми. Да и кроме того – ссылки на это Уложение имеются и в других источниках, куда более известных, имеющихся в других архивах, музеях, библиотеках…
– Довольно. – Ястра встала. – Прекрасно. Идем.
– Я готов, Правительница. Если я правильно понял – в архив?
– Куда же еще?
Она позвонила, вызывая солдат. Даже в своем крыле она сейчас не рисковала передвигаться без охраны.
– Возьмите ключи у старшей горничной, – приказала она старшему охраны.
5
Комнатка была и в самом деле в нескольких шагах, слева по коридору.
Но ключ не понадобился: дверь была уже распахнута, и внутрь втаскивали старую разобранную кровать. Похоже, здесь собирались кого-то поселить. Из прибывающих донков.
– Ла Мара! – крикнула Ястра – и, похоже, даже с легким привизгом. – Старшую горничную немедленно ко мне!
Запыхавшаяся дама подбежала через минуту.
– Жемчужина?..
– Что здесь происходит?
– Но, Жемчужина… Согласно распоряжению Правительницы, мы используем все помещения, в каких можно разместить донков и их сопровождающих. Я подумала, что эти две заброшенных комнатки…
– Это ваше дело – думать?
– Простите…
– Отвечайте немедленно: где то, что находилось здесь, когда комнаты открыли?
– Да просто ничего, Жемчужина. Старый диван, несколько стульев – ничего больше.
– А бумаги? – не выдержал историк, хотя никто не позволял ему говорить. – Картонные и дощатые ящики и коробы с бумагами? – он даже не выкрикнул это, но провизжал.
Ла Мара перевела взгляд на Ястру. Жемчужина нетерпеливо кивнула:
– Отвечайте!
– Тут и в самом деле, Жемчужина, было сколько-то старых бумаг. Довольно много.
– Где они?
Старшая горничная беспомощно пожала плечами:
– Но, Жемчужина… Полагаю, что их выбросили; что еще было с ними делать?
– Выбросили? Куда?
– Надо спросить у уборщиков. В котельную, вероятно. Истопники жаловались, что топить снова приходится дровами, да и тех мало, и они сырые к тому же…
