151 эпизод ЖЖизни

непостижимости мира и жизни.

Ну а для меня чемпионат запомнится тем, как мы втроём, отец и два сына, смотрели футбол.

15 июля

Случилось большое личное и профессиональное событие! Моя дочь самостоятельно взяла и прочитала мою книгу «А…..а». Я никогда не настаивал и даже ни разу не предлагал ей читать мной написанное, а она не проявляла большого интереса. Она видела, как я пишу, видела мои каракули на листочках, видела, как я их вывожу, когда заходила в кабинет пожелать спокойной ночи, а потом – доброго утра, потому что я всё ещё сидел за столом. Потом видела, как рукопись превращается в книгу. Все эти книжки, рукописи, стопки распечатанных листов с правкой для неё были повседневной и довольно скучной моей работой. Думаю, во всём этом было что-то очень взрослое и от неё отдельное, некая работа, которая у детей отнимает родителей.

А тут она взяла и прочла мою новую книгу. Читала подолгу, не отрываясь, улыбалась. Если дочитала до конца, значит, понравилось, значит, что-то своё она в этом нашла.

Я очень и очень рад! Что и когда она прочтёт следом – не знаю. Подталкивать и рекомендовать не буду.

А мои спектакли Наташа впервые посмотрела в пять лет. Она что-то такое почувствовала и к концу одного и другого спектакля рыдала так, что её приходилось успокаивать. Что-то она там своё детское уловила, что заставило её горевать. С тех пор я решил, что маленьких детей не стоит мучить моими спектаклями (улыбка), Саша пока ни один не видел.

И ещё мне запомнилось, как Наташа в первый раз смотрела «Дредноуты». Это случилось в 2001 году, ей было шесть. Я её взял на фестиваль в Словению, в город Любляна. Это был приятный маленький театральный фестиваль, на котором Наташа смотрела выступления танцевальных коллективов, странные театральные постановки, на которых засыпала. Мы ездили на экскурсию в горы и даже посетили великую пещеру Постойна яма.

Спектакль на том фестивале я играл в необычном помещении. Это был мой самый красивый спектакль «Дредноуты» (кажется, где-то я об этом уже рассказывал). Спектакль проходил в старом железнодорожном депо, которое превратили в музей. Сцену организовали между двумя паровозами времён Первой мировой – лучшей декорации представить себе невозможно. Единственно, возникла трудность: ни я, ни словенцы, никто не умел делать нужные для спектакля бумажные кораблики. Я в детстве не научился их делать, а в Словении, видимо, таких корабликов никто и не знает. В общем, мы кому-то звонили, ломали голову, никак не могли решить эту проблему. И вдруг Наташа попросила листок бумаги и не быстро и не ловко, но сложила – кривоватый, но столь необходимый кораблик. А потом – ещё несколько.

В конце спектакля, когда кораблики загорелись, Наташа снова рыдала. Я так и не смог от неё добиться, плакала ли она из-за того, что ей было жаль результатов своего труда, или ей было просто жаль кораблики, или была для этого какая-то другая причина, или всё вместе. В общем, спектакли, сознательно и с удовольствием, она стала смотреть существенно позже.

Я ждал, когда она наконец прочтёт мою книжку… И это случилось! Для меня это большое человеческое, профессиональное и отцовское, событие.

16 июля

Завтра, 17 июля, утром, по Первому каналу, надеюсь, покажут программу «Моя родословная». Я волнуюсь, ведь я не представляю, какой в итоге получилась передача. Съёмки были интересными, они проходили у меня дома в Калининграде, дома у моих родителей, в Кемерово, в деревне Лебедевка Кемеровской области, некогда Томской губернии, а также в Томском университете.

Сам я посмотреть программу по телевизору не смогу – я сейчас во Франции (улыбка). Как и в прошлом году, гощу со всей своей шебутной семьёй у друга в Сен-Тропе. Уже третий день я среди буйства жизни, красоты и весьма буржуазного, но столь желанного счастья (улыбка). Лазурный Берег переполнен жаждущим летних удовольствий народом. Наших не так много, наши подъедут чуть позже. Хотя и сейчас сограждане присутствуют. Среди пляжного многоцветия издалека видна книжка «А…..а», благодаря гениальному оформлению С. Савостьянова. Видел у многих (среди тех немногочисленных соотечественников, которые здесь есть). Остался неузнанным, так как в плавках мои читатели меня практически не видели (кроме тех, кто смотрел спектакль «ОдноврЕмЕнно»), а я ещё и побрился. Я это делаю раз в год, летом. Некоторое время сам себя не узнаю в зеркале, а потом обрастаю (улыбка).

Сейчас сижу на террасе, вокруг удивительные деревья, стрекочут цикады, из-за деревьев, с порывами тёплого ветра, доносятся обрывки музыки и голосов с пляжа. Зной, ароматный зной Прованса и Французской ривьеры. Скоро пойду окунусь в море. И у меня впереди ещё две недели такой радости.

20 июля

Мне удалось посмотреть пограмму «Моя родословная» только вчера, так как во Франции Первый канал нашего телевидения невозможно смотреть без спутниковой тарелки, а интернет здесь чертовски медленный.

Признаться, если бы я раньше посмотрел программу, толком бы не понял своей родословной (улыбка). Всё сжато, скомканно и довольно странно расставлены акценты. С другой стороны, я понимаю: задача у авторов была сложная – уместить большой объём информации в тридцать шесть минут экранного времени, да так, чтобы получилась вполне развлекательная субботняя передача. Зато можно было видеть мой рабочий кабинет, моё жильё, моих родителей и брата, моё семейство и даже собаку. Мне же, благодаря программе, удалось побывать в родных местах, прикоснуться к предметам, стенам и документам, которых некогда касались мои предки, а главное – узнать историю нескольких фамилий, в результате жизни которых появились мои дети и я.

Историки, работающие в проекте, проделали кропотливую и высокопрофессиональную работу. Наверное, сам бы я не решился начать поиски своих корней, потому что, когда не знаешь, с чего начать и как действовать, задача кажется невыполнимой. Но зная и умеючи, многое возможно. Мне представляется, что главная задача программы – не столько показать и рассказать историю происхождения известных людей, но прежде всего показать, каким образом можно узнать о своём происхождении. Думаю, кое-кто, посмотрев передачу и поняв, с чего начинать, решится самостоятельно предпринять такой поиск.

Как это ни удивительно, в архивах хранится очень многое. Особенно в хорошей сохранности дореволюционные документы. Я вот, например, не знал даты и места рождения прадеда, я даже не знал его отчества. Но в кемеровском городском архиве нашлась запись о рождении моего деда Бориса Васильевича Гришковца. Там записано, что Борис Гришковец родился 25 июля 1919 года, а родители его – Василий Петрович Гришковец, гражданин села Покровское Алтайской губернии, и Гришковец Таисия Петровна. Найдя эти данные, сделали запрос в Алтайский край и в Барнауле, в архиве, выяснили, что мой прадед Василий Петрович Гришковец прибыл в Алтайскую губернию в начале ХХ века, будучи ещё ребёнком. Семья моих предков приехала на Алтай на заработки из Черниговской губернии. А потом уже мой прадед перебрался в Кузбасс, где и повстречал мою прабабушку – Шарапову Таисию Петровну, которая, в свою очередь, приехала в Кузбасс на заработки одна, в шестнадцать лет. Родом она с Урала, из-под Перми, точнее, из-под города Соликамска… Когда были получены данные из Алтайского архива, сделали запрос в архив Чернигова, откуда пришли сведения о моих предках, первое упоминание о которых датируется 1743 годом. Проживали они в селе Сиволожи (или Сиволож) Черниговской губернии, все были казаками, почти все служили и наверняка принимали участие во всех военных кампаниях.

Меня поразило, как много сохранилось документов в архиве Томского государственного университета: не только зачётные книжки и студенческие билеты моих бабушки и дедушки, но и вступительное сочинение бабушки, которое она писала в 1938 году, школьные аттестаты зрелости, разные письма и прочие, казалось бы, второстепенные документы. Меня тронуло и даже ужаснуло то, что моя бабушка Софья Ароновна Хаулина при поступлении во всех документах и анкетах подписывалась «Софья Павловна», а в графе «национальность» писала «русская». Практически везде это было вычеркнуто и написано «еврейка». Бабушке повезло: в тот год поступало немного евреев, поэтому её и приняли. Как мне объяснили, существовала негласная квота на число евреев-студентов, их должно было быть не больше трёх