ничем не примечательный, он отличался, однако, силой и ловкостью. Будучи человеком чрезвычайно великодушным и непринужденным в обращении, он покорял сердца всех и особенно матреро, при всякой возможности делая для них добро и стараясь умерить их чрезмерно авантюристические и порой жестокие нравы. Несмотря на то, что он провел большую часть жизни в пустынных степях, Мундель постарался развить свой ум и благодаря настойчивым занятиям приобрел недюжинные познания.
Он не вмешивался в политические дела до тех пор, пока их движущей силой было личное соперничество, вызванное притязаниями на власть президента и т. д.; но когда иноземцы под водительством Орибе вторглись на территорию республики, Мундель, считая преступлением оставаться безучастным, встал в ряды защитников страны, принявшей его ребенком и предоставившей ему приют.
Благодаря престижу, завоеванному им среди окрестных смельчаков, ему удалось в короткое время объединить несколько сот человек; как раз в эти дни он дал мне знать, что хочет присоединиться к нам со своими людьми. Славные ребята, посланные Хуаном де ла Крусом к Мунделю, прибыли в Эрвидеро с этой вестью, и я решил немедленно выступить навстречу Мунделю, чтобы, согласно его желанию, встретиться с ним в Арройо Мало, в тридцати милях ниже Сальто.
В ночь после моего выступления Эрвидеро подверглось нападению; когда в окрестностях Аррайо- Мало мы услышали канонаду, я оставался, разумеется, совершенно спокойным, ибо был уверен в мужестве и находчивости Анцани, на которого было возложено командование оставшимися силами.
Атака на Эрвидеро была задумана и подготовлена таким образом, что будь она осуществлена в соответствии с намеченным планом, ее исход мог бы оказаться для нас гибельным.
Гарсон, чьи силы достигали по меньшей мере двух тысяч человек, в основном пехоты, должен был приблизиться по правому берегу Уругвая, тогда как Лаваллеха с пятьюстами солдат намеревался атаковать Эрвидеро с левого берега.
Два брандера, построенные на небольшой реке Иуй, были одновременно направлены против нашей эскадры, чтобы помешать ей оказать помощь сухопутным войскам.
Однако смелость и хладнокровие Анцани в сочетании с отвагой двухсот бойцов свели на нет все усилия и хитрости противника. Гарсон, приказавший пехоте открыть плотный огонь, ничего не добился этим, так как правый берег находился слишком далеко и был совершенно не защищен от артиллерийского огня с наших судов, которые подвергли его обстрелу. Что касается брандеров, то, пущенные по течению, они проплыли в стороне от наших судов или были уничтожены орудийным огнем. Ничего не добился и Лаваллеха, бросивший своих пехотинцев против наших славных легионеров, которые заняли оборону в строениях; их молчание и суровость наводили испуг на неприятеля. Анцани приказал не стрелять до тех пор, пока неприятель был в азарте; и это оказалось весьма удачным решением, ибо противник, полагая, что наши солдаты покинули дома, подошел на очень близкое расстояние, и тогда наши открыли огонь со всех сторон; неприятель был обращен в бегство и потерял всякое желание возобновить приступ.
Договорившись с Мунделем о его вступлении в Сальто, когда он будет занят нами, я возвратился в Эрвидеро.
В это время я получил из Уругвая известие, что полковник Баэс намерен присоединиться ко мне с несколькими людьми. Единственный военный корабль неприятеля, находившийся на Иуй, сдался нам с частью экипажа. Все это способствовало нашей операции.
Провинция Корриентес после сражения при Арройо-Гранде оказалась под властью Росаса; но достойное восхищения сопротивление Монтевидео и некоторые другие благоприятные обстоятельства побудили ее снова начать борьбу за независимость. Главные организаторы этой прекрасной революции, братья Мадарьяга, призвали из Монтевидео генерала Паса, возложив на него командование армией. Старому, заслуженному генералу, благодаря его славе и способностям, удалось склонить Парагвай к наступательному и оборонительному союзу, и это государство направило в Корриентес солидный контингент войск.
Таким образом, в этих краях события развивались превосходно и немаловажной целью нашей экспедиции было установить сообщение с внутренними провинциями и объединить в департаменте Сальто эмигрантов из Восточного государства, оказавшихся в Корриентесе и Бразилии.
В этой связи я послал из Эрвидеро балленеру[137] с поручением к генералу Пасу. Однако противник заметил судно и стал его преследовать, поэтому гребцы вынуждены были бросить барку и скрыться в лесу. Трижды нам пришлось повторять такую попытку, пока, наконец, один смельчак из числа наших офицеров-итальянцев, Джакомо Казелла, воспользовавшись резким подъемом воды в реке, сумел преодолеть все препятствия и пробраться в провинцию Корриентес. Благодаря этому подъему воды я прибыл с флотилией в Сальто. Этот город был занят тем самым Лаваллеха, который атаковал Эрвидеро; у него было до трехсот человек пехоты и кавалерии.
В течение нескольких дней он был занят тем, что эвакуировал из города жителей; примерно в 21 миле от Сальто, на левом берегу Тапеби он устроил для них (а также для своих войск) лагерь. Поэтому мы заняли город без сопротивления и приступили к постройке в нем некоторых укреплений, которые, как будет показано ниже, сослужили нам превосходную службу.
Заняв Сальто, мы оказались, естественно, отрезанными со стороны суши, поскольку вся местность к востоку находилась в руках неприятеля. И одной из наших главных трудностей была, разумеется, нехватка мяса, так как весь скот был угнан в глубь страны. Нам долго приходилось испытывать вызванные этим трудности.
Мундель, собрав до ста пятидесяти человек, совершил нападение на неприятельский отряд, который преграждал ему путь, и присоединился к нам в Сальто[138]. С этого времени мы начали делать вылазки для захвата скота, который был нам необходим.
Благодаря кавалерии Мунделя и Хуана де ла Круса мы получали возможность начать боевые действия и в один прекрасный день выступить в поход, чтобы застигнуть Лаваллеха в его собственном лагере.
Несколько дезертиров подробно сообщили мне о позиции неприятеля и численности его сил, и я решил атаковать врага.
Однажды с наступлением темноты отряд из двухсот кавалеристов и ста легионеров выступил из Сальто с тем, чтобы еще до наступления дня внезапно напасть на противника.
Нашими проводниками были упомянутые дезертиры, и хотя они знали местность, мы все же сбились с пути, так как в избранном нами направлении не было торной дороги; поэтому рассвет застал нас на расстоянии трех миль от неприятельского лагеря.
Вероятно, было неосторожно атаковать противника, который, обладая? — по крайней мере такими же силами, как и мы, укрепился в своем лагере и вот-вот должен был получить вызванные им подкрепления. Но вернуться назад было бы не только позорно — это сильно поколебало бы дух недавно сформированных войск, которыми я командовал и которые высоко ставили мужество итальянцев.
В самом деле, меня мало занимали мысли об отступлении, и я решил, не останавливая движения вперед, атаковать неприятеля с тем, чтобы использовать момент внезапности. Поднявшись на холм, где находился неприятельский аванпост, который отступил при нашем приближении, я увидел лагерь противника и уяснил себе его позицию. Были видны группы всадников, которые с разных сторон стекались к лагерю. Это были отряды, высланные ночью в разных направлениях, чтобы выследить нас, ибо хотя все приготовления проводились с соблюдением секретности, неприятель все же пронюхал о нашей вылазке.
В лагерь сгонялись также табуны лошадей и стада быков, животных, которые имеют важнейшее значение, — первые в качестве ремонта для кавалерии, вторые — как единственное средство пропитания в этих степях.
Я немедленно приказал Мунделю, который составлял авангард, бросить вперед половину своих сил,
