воины.
Наш успех на правом фланге заставил неприятеля отказаться от всякой попытки предпринять штурм, и сражение ограничилось артиллерийской дуэлью, в которой мы не уступили неприятелю, хотя он застал нас неподготовленными, ибо мы не располагали для этого временем.
Я приказал снять с кораблей орудия, передав их под командование трех храбрых морских офицеров — Антонио Суцини и Леджеро Кольоло, уроженцев острова Мадалена, и Хосе Мариа. В результате, неприятельская артиллерия, превосходившая нашу в численном отношении и занимавшая более выгодную позицию, постоянно несла урон, что вынуждало ее время от времени укрываться за холмом.
Поскольку неприятель не предпринял общего штурма по всей линии обороны, потери с обеих сторон были незначительны. Мы потеряли большую часть рогатого скота, находившегося в загоне; скот был дикий, и когда неприятельские солдаты открыли решетку, все животные бросились наружу и разбежались по степи.
В течение трех дней Уркиза продолжал свои вылазки, и каждый день наталкивался на все более упорное сопротивление, ибо даже ночью мы не теряли времени, заканчивая работы на батарее, сооружая баррикады и поправляя причиненные за день повреждения. На батарее были установлены пять орудий, закончено сооружение платформы, бруствера и порохового склада. Наконец, видя, что он ничего не может добиться с помощью атак и артиллерийского обстрела, неприятель прибегнул к блокаде, полностью изолировав нас со стороны суши. Но и эта мера принесла ему разочарование, так как мы были хозяевами на реке и могли получать водным путем необходимые нам съестные припасы. В течение восемнадцати дней, пока продолжалась осада, мы не оставались в бездействии. Вынужденные добывать сено для животных, мы ежедневно вступали в рукопашные бои с неприятелем. Поэтому, чтобы ограничить наши действия, он вынужден был окружить нас цепью постов, однако, пользуясь беспечностью неприятеля, мы совершали на эти посты внезапные нападения, нередко приносившие нам успех. Наконец, после восемнадцати дней осады, из-за усталости или из-за того, что в другую часть Уругвая его призывали более важные дела, Уркиза ушел от Сальто; ему пришлось переправиться через реку значительно выше этого селения и отнюдь не на судах нашей флотилии, как он обещал ранее.
Глава 44
Осада Сальто Ламосом и Вергара
Осаду продолжали вести две кавалерийские дивизии Ламоса и Вергара, насчитывавшие до семисот человек. С этого времени осаждавший нас неприятель держался лишь на значительном расстоянии, так что мы сделали несколько вылазок, захватывая то быков, то молодых лошадей, и пополняли ими нашу кавалерию, которая почти лишилась коней из-за бедствий, испытанных нами во время осады. Нужно сказать, что лошади в этих краях, когда они пасутся в степи, питаются в основном одной травой и лишь совсем немногие содержатся на зерне.
В эти дни наши войска провели замечательную операцию, необычную для нас, европейцев. Войсковой корпус Гарсона, расквартированный в Конкордии, что напротив Сальто, выступил на соединение с Уркизой, чтобы под его командованием двинуться на Корриентес. В Конкордии остался наблюдательный кавалерийский отряд. Из Сальто можно было видеть часовых этого отряда и cavallada[139], который днем приводили к берегу реки, потому что здесь были лучшие пастбища и удобное место для водопоя, а к ночи угоняли подальше от реки.
Полковник Баэс предложил мне завладеть этим табуном.
В один прекрасный день было подготовлено двадцать отборных всадников; они разделились, оставив при себе из оружия только сабли; одновременно рота легионеров, распределенных по судам нашей флотилии, приготовилась сесть в лодки. Время приближалось к полудню, когда солнце особенно жаркое. Неприятельские часовые, устроив себе с помощью воткнутых в землю пик и панчо (плаща) укрытие, дремали или играли в карты. Река в том месте, где нашим предстояло переплыть ее, достигала пятисот метров в ширину, была очень глубокой и бурной.
По условленному сигналу кавалеристы вышли из-за кустов на берегу реки, где они прятались, и бросились в воду вместе со своими конями, без седел, с одними уздечками. Легионеры, которые один за другим уже сели в барки в таком месте, где их не мог обнаружить неприятель, изо всех сил налегли на весла. И когда неприятельские часовые заметили плывущие лодки, наши проворные ребята уже открыли по ним пальбу, а плавающие «центавры»[140] достигли берега и погнали неприятеля к холму.
Отважные американские кавалеристы — единственные, кто способен провести такую операцию. Прекрасно плавающие люди и кони, привыкшие переправляться через огромные реки, легко преодолевают большие расстояния; при этом люди держатся, как правило, одной рукой за гриву лошади, а другой гребут, а оружие и вещи плывут в pelota, сделанной из carona[141].
Часть раздетых кавалеристов осталась для наблюдения на холме, а другие тем временем стали собирать разбежавшихся лошадей и приводить или пригонять их к берегу; здесь, в месте, называвшемся гаванью, где животные привыкли сходиться на водопой, их загнали в реку, и большая часть лошадей самостоятельно переплыла ее, а более упрямых или особенно хороших лошадей привязали к баркам, которые тащили их за собой.
Между тем, легионеры обменялись несколькими выстрелами с неприятелем, который получил подкрепление, недостаточное, однако, для того, чтобы он осмелился напасть на нас; его люди держались на почтительном расстоянии из-за нескольких пушечных выстрелов, сделанных с наших судов.
Итак, не прошло и нескольких часов, как мы завладели более чем ста хорошими лошадьми; и никто из наших людей не был даже ранен.
Это было очень любопытное предприятие из-за его необычности, а также потому, что оно было осуществлено в открытом поле, вблизи города Сальто. К тому же, энтрериосские лошади ценятся всеми весьма высоко, для чего есть достаточные основания. Захват этого табуна лошадей породил, естественно, желание прощупать осаждавшего нас неприятеля.
Вергара со своей дивизией располагался поблизости. Мы послали несколько человек, хорошо знавших местность, на разведку, и получили от них сведения о позиции противника. Совершить на него неожиданное нападение днем было невозможно. Нужно было атаковать его ночью.
Я поручил командование нашей кавалерией полковнику Баэсу; Анцани командовал пехотой. Мы вышли из Сальто с наступлением темноты и двинулись к неприятельскому лагерю, находившемуся на расстоянии примерно восьми миль. Как мы ни старались соблюдать тишину на марше, часовые на аванпостах услышали шум, поэтому Вергара успел вскочить на коня и начать отступление. Мы, не теряя времени, бросились вслед противнику. Удар нанесла наша кавалерия, ибо пехота, несмотря на все усилия, не смогла бы поспеть за ней на поле сражения.
Неприятель сражался с ожесточением, но раздался крик: «идет пехота!» и в рядах противника произошло замешательство, он дрогнул и обратился в бегство. Таков был престиж, завоеванный нашими немногочисленными, но героически сражавшимися пехотинцами.
Мы преследовали неприятеля на протяжении нескольких миль, однако из-за темноты нам не удалось извлечь выгоды из нашей победы. Было взято несколько пленных и захвачены лошади; число убитых и раненых с обеих сторон было незначительно.
Когда рассвело, мы едва узнали поле сражения, ибо ведя бой, все время продвигались вперед. Вдали виднелось лишь несколько групп противника. Полковник Баэс остался с кавалерией, чтобы преследовать их и собрать стадо скота. Мы же вернулись в Сальто.
Глава 45
Сант-Антонио
