потому что, если войну не удастся предотвратить, машина нам очень и очень пригодится. Хотя бы для спасения женщин.
– Спасибо, милый, – сказала Ястра, – что ты думаешь обо мне, а не только о ней. Я чрезвычайно тронута.
– Я просто знаю, что ты не бросишь ее на произвол судьбы, – ответил Ульдемир.
– Ах, конечно, конечно…
Голос Ястры не предвещал ничего доброго – однако Ульдемир на сей раз пренебрег угрозой.
– Корабль надо не только привести в порядок, но и дооборудовать. Вы понимаете, о чем я. Пока война еще не стартовала, материалы можно просто купить в магазинах. А как смонтировать, знает Уве- Йорген.
– Ты собираешься вести бой? – спросил Питек.
– Почему бы и нет? – ответил вместо капитана Рыцарь.
– Все может быть… Итак: Питек и Рука – обнаружение связи. Уве и Георгий – корабль. Значит, мне остается самое приятное.
– На то ты капитан, – сказал Уве-Йорген серьезно.
– Уль, – проговорила Ястра. – Я боюсь. Я действительно боюсь. Изар… Ты его не знаешь.
– Но и он меня тоже, – сказал Ульдемир. – И это аргумент не в его пользу.
– Почему-то, – сказала Ястра, – именно тогда, когда нужно быть серьезным, ты начинаешь говорить глупости.
– Мне всю жизнь приходилось быть серьезным. Наверное, поэтому я и говорю так много глупостей.
– Да, – подтвердила Ястра, – очень много. Пожалуйста, в беседе с Изаром постарайся говорить их поменьше. Обещай мне.
– Торжественно обещаю, – заявил Ульдемир. Он чувствовал себя странно взвинченным, готовым на какие-то неожиданные поступки – может быть, крайне благоразумные, но может быть, и как раз наоборот.
– Я буду с нетерпением ждать тебя, – сказала Ястра.
– Постараюсь вернуться. А если нет…
– Ну, – сказал Уве-Йорген, – тогда Властелин получит войну даже раньше, чем рассчитывает.
Началось с того, что мне было сказано: Властелин не принимает. Он слишком занят. Однако такого рода штуки были мне давно знакомы, еще по родной планете и родной стране. Так что отказ меня не очень смутил.
– Прошу вас доложить Властелину, – сказал я молодому человеку, всячески старавшемуся имитировать военные манеры и военную подтянутость (это удавалось ему не очень), – что у меня к нему важное послание.
– Гм, – сказал он. – Вы разносчик писем?
– Почти, – сказал я. – На самом деле я Советник Жемчужины Власти, Первой Женщины Державы.
В его глазах пробудилось любопытство. Он наверняка слышал обо мне достаточно, но повидать меня до сих пор ему не удавалось. Ничего удивительного: я человек скромный и никогда не стремился позировать разной секретарской шушере.
– Ах, я вас не узнал, приношу почтительные извинения, – сказал он; по-моему, несколько более нахально, чем ему полагалось по рангу. – Позвольте просить вас передать послание мне. Я немедленно доложу его Властелину.
– Его Всемогуществу, – поправил я. Называть Изара Властелином в официальных разговорах имели право только люди, начиная с определенного, достаточно высокого ранга, – если хотите точности, то с шестого, – а прыткий юноша к нему явно не принадлежал.
– Разумеется. Еще раз приношу извинения.
И он протянул руку, словно ожидая, что я немедленно подам ему на бедность.
Я посмотрел на него, не более. По-моему, мне удалось взглянуть именно так, как я хотел: чтобы, не произнося ни слова, дать человеку понять следующий текст: мальчик, если сам ты не больно умен, не ожидай того же и от других. Он, по-моему, прочитал текст довольно грамотно, потому что извинился в третий раз и пообещал:
– Я немедленно доложу, как только Властелин освободится.
– Опять? – спросил я с некоторым оттенком угрозы в голосе. Тут он покраснел и, кажется, немного испугался: на верхах не любят непочтительного к себе отношения. Хотят, чтобы секретари, шоферы и прочие принимали их всерьез. На всякого мудреца все-таки простоты приходится куда больше, чем было бы желательно.
– Могу ли я спросить, как доложить о послании: от кого оно?
– От близкого Властелину человека.
– Должен ли я понять это так, что послание – от Жемчужины Власти?
– Ни в коем случае. Наоборот, вы должны твердо усвоить, что послание это – от другой женщины.
Тут он, безусловно, понял. Находись в этой комнате собака, она поняла бы все на полчаса раньше, но собаки вообще умные животные, а секретари – не обязательно. Но он понял; глаза его раскрылись до такой степени, что в каждый могло въехать по грузовику, а уж легковушки могли бы двигаться в два ряда. Он покраснел, потом его прошиб холодный пот. Видимо, приближенные действительно побаивались своего повелителя. Интересно, награждает он их тумаками или поддерживает страх лишь разными оборотами речи?
– Если мне будет позволено напомнить, – он не проговорил это, а нежно прошептал, словно я был девушкой и ему хотелось увести меня в кустики погуще, – сановники в ранге Советников Первых Лиц имеют право входа без доклада…
Я отлично понял его: видимо, соваться с докладом, касающимся Лезы, не зная сущности сообщения, было достаточно опасно, а что я ему такой информации не предоставлю, он уже выучил наизусть. Так что он принял мудрое решение: кто принес известие – возможно, дурное, – пусть сам и принимает все последствия на себя. В смысле, что это я должен подставить шею для воздаяния. Однако мне только это и нужно было.
– Хорошо. Я обожду, пока Властелин освободится.
Он вздохнул.
– У него на докладе Личный Врачеватель Семейства. Разговор может затянуться…
Я немножко подумал и нашел выход:
– Доложите ему не лично, а по связи, что ему доставлено письмо от человека, которого он разыскивает, и что посланец просит принять его незамедлительно, ибо дело безотлагательное. Ну а уж войти я как- нибудь войду сам.
Он восхитился элегантной простотой решения, тут же присосался к аппарату и заворковал, как голубка на подоконнике, когда по другую сторону стекла сидит кошка. Потом повернулся ко мне и сообщил – по инерции тем же голосом:
– Его Всемогущество сейчас освободится…
После этого он достал розовый платочек, вытер пот и надел на лицо такое выражение, словно он только что атаковал вражеский корабль и переломил его о колено. По-моему, мысленно он уже дырявил грудь своего вицмундира, чтобы было куда привинтить орден.
Властелин оказался человеком слова. Не прошло и трех минут, как дверь, что вела в его кабинет, распахнулась, и Главный Клистир вышел. Позволив двери за его спиной мягко затвориться, он тоже достал платок и стал вытирать пот. Можно было подумать, что за дверью этой по меньшей мере вещевой склад и он только что перетаскивал туда контейнеры.
Он посмотрел на меня – сначала пустыми глазами, потом его взгляд сфокусировался и что-то в нем мелькнуло. Я не сразу определил – что, но, во всяком случае, доброжелательным вниманием я бы это не назвал. Скорее – прикидочным, оценивающим: как ты держишь удар? – как бы спрашивал взгляд. – И как бьешь в ответ?
Ну, ко всякого рода взглядам я привык давно. И постарался просигналить ему тем же способом: смотри, не переоцени своей весовой категории!.. Хотя и не понимал, какие, собственно, у него могут быть ко мне вопросы. Я тогда еще полагал, что для всех здесь по-прежнему являюсь неизвестным членом уравнения,
