«РК-46» нужно вытащить вирус из Хуана. Может, расскажешь, как дошел до жизни такой? Мы ведь, кажется, друзьями были?.. Что сделало с тобой время, если ты, не моргнув глазом, отправил «на материал» сына своего единственного друга?
– Друга? – задумчиво переспросил Михеев. – А задумался ли когда-нибудь этот самый «друг», каково Леониду Михееву было чувствовать себя всегда вторым? Тебе эти стены память не освежили? Ты получал руководство проектами, а я вечно был у тебя на побегушках. Еще в институте о тебе говорили как о «восходящей звезде», а я свой красный диплом мог на стенку в туалете повесить! Тебя рвали друг у друга из рук самые престижные НИИ, а я чуть в запой не ушел, когда меня по твоей просьбе взяли сюда «довеском». А твоя Маришка?! Да я в любви ей объясниться не мог, потому что она смотрела на тебя, как на Бога. А работа на Кубе? Даже вернувшись, ты умудрился сразу возглавить этот чертов диагностический центр! Я спать спокойно не мог, глядя, как ты, раздувшись от важности, пожимаешь руки своим ВИП-пациентам, и притворно сочувствуешь моей невостребованности. И неужели ты думаешь, что когда после стольких лет забвения мне выпал шанс получить в свое полное распоряжение эту лабораторию, я мог отказаться?..
– Господи, что ты несешь, Леня? – Пораженный, Евсеев оторвался от созерцания микроскопа, и устало провел по лицу. – И это ты в себе тридцать лет копил?
– Ты даже сейчас умудрился меня обскакать, – не слыша ничего, Михеев продолжал изливать желчь пополам с болью. – Только что Меранский сказал мне, что если ты вылечишь Крешина, то возглавишь лабораторию, а я опять окажусь под тобой. Как тридцать лет назад. Как всегда. Я ведь только-только перестал тебя ненавидеть! Когда ты остался без кола, без двора… И даже сочувствовать начал. Но ты снова умудрился вывернуться! Господи, ну почему?!
– Наверное, потому, что никогда не предавал своих друзей, – задумчиво проговорил обвиненный во всех смертных грехах Евсеев. – И не отдавал их детей на заклание, пустив одного «на материал», и оставив вторую превращаться в ледяную статую. Это ведь ты приезжал за Хуаном в «Белозерское братство»?
– Приезжал, – уже почти нормальным голосом ответил Михеев, разрывая липкие тенета воспоминаний. – И когда увидел там Нику… Ты не поверишь, но у меня сердце в пятки ушло. Она так похожа на Маришку… Я попытался увезти ее оттуда, но не сумел. Нас вместе с водителем было трое, а этих чокнутых братьев – тридцать. Так что сделать я ничего не мог… Павел Челноков уже позвонил кому следует, и в «конторе» все завертелось. Хорошо, что другой «кто следует» позвонил Меранскому, и мы успели забрать Хуана.
– И ты говоришь это мне?! – С силой брошенный микроскоп, описав широкую дугу, лишь на полмиллиметра разминулся с головой Михеева.
– Не делай глупостей, Валера! – голос Леонида Всеволодовича надломился. – Подумай лучше о сыне.
– Ты уже за меня о нем подумал! – Евсеев медленно наступал на пятящегося однокурсника. – Мне теперь терять нечего!
– Ты что, думаешь, здесь нет телекамер?! – Михеев мотнул головой в дальний верхний угол. – Сейчас от охраны не повернуться будет.
– Ничего, я успею, – усмехнулся Евсеев, и от души въехал бывшему другу в челюсть. И, прежде чем охрана ворвалась в лабораторию, успел проделать это фокус еще несколько раз.
– Прекратить! – неожиданно заорал бывший друг на разошедшихся секьюрити, утирая заливавшую белый халат кровь, и благодаря Бога за то, что, войдя в лабораторию, снял очки. – Пристегните его во-он там. И топайте отсюда. Я сам с ним разберусь.
В доказательство своих слов Михеев протиснулся к скрученному охранниками Евсееву и, глядя на Валерия Павловича снизу вверх, дважды нанес ему весьма ощутимые удары поддых. Пока согнувшийся пополам Евсеев приходил в себя, секьюрити приковали его наручниками к металлическому поручню, идущему вдоль выложенной кафелем стены. Но даже когда дверь в лабораторию закрылась за последним блюстителем порядка, он не сумел разогнуться.
– Черт бы тебя побрал, Валера! – Шмыгнул разбитым носом Леонид Всеволодович, прикладывая к переносице извлеченный из холодильника лед. – Нашел время и место спарринг устраивать. Тоже мне Мохаммед Али выискался. У тебя же сердце! Валера… Ну-ка разогнись… Черт!
Михеев бросился к шкафчикам и, лихорадочно сломав ампулу, под завязку наполни пятикубовый шприц.
– Сейчас полегчает. Смотри, не вздумай окочуриться, старый хрыч…
– Ты же вроде целых тридцать лет этого ждешь? – преодолевая удушье, уточнил даже не почувствовавший укола Евсеев. – Уберись от меня со своим стетоскопом, скотина!
– Спокойно, Валера. Спокойно. Речь сейчас не обо мне – о Хуане.
Вместо ответа Евсеев демонстративно опустился на пол, так, что пристегнутые к поручню руки взметнулись над головой.
– Дурак. – Леонид Всеволодович с кряхтением уселся на псевдомрамор вне пределов досягаемости длинных Евсеевских ног и, прислонившись к никелированной ножке лабораторного стола, ни с того, ни с сего заявил: – Выпить хочешь? Черт, тебе сейчас нельзя. Ну, тогда я выпью.
С еще более громким кряхтением Михеев поднялся и, достав из очередного шкафа мензурку с прозрачной жидкостью, вернулся на пол.
– Уже разведенный, – пояснил он, демонстративно отвернувшемуся Евсееву, и единым духом влил в себя не меньше двухсот граммов 50-градусного напитка. Поморщился и, отдышавшись, заявил: – К твоему сведению, я Хуана не сдавал. Меранский задумал все это еще до того, как меня пригласили возглавить возрожденную лабораторию. Ты зря его недооцениваешь. Он не просто протирал штаны в «конторе», приглядывая за нами. Он отчеты наши читал. Думаю, ему самому было интересно. Потом лавочку прикрыли, но интерес остался. Остались и связи, ходы-выходы. Не знаю, кто дал ему деньги. Честное слово не знаю. Но то, что ты здесь видишь, получено под конкретный проект. Под наш любимый «РК-46». Помнишь, как мы с тобой тут ночами горбатились, а женам говорили, что подрабатываем на дежурствах? Он ведь сначала хотел тебя вернуть в завлабы, но быстро понял, куда ты его пошлешь. Поэтому решил покопаться в твоей биографии. Подумать, чем тебя можно зацепить. Вот тогда он и наткнулся на кубинское ЧП. И сам дошел до идеи носителя. Потом, конечно, со спецами консультировался… Меня вопросами доставал, но какими-то общими. Так что, пока Хуан не прилетел, я сидел себе тихо над проектом «Зомби», и в ус не дул. Просто представить себе не мог, что Меранский решил вернуться к «РК-46». Я ничего не заподозрил, даже когда привез Хуана и Нику к вам в барак – твоя война с Крешиным спутала все карты. И только когда Хуану сделали пункцию, и мне принесли материал для исследования, я начал понимать, куда клонит Меранский.
– И не сказал мне, – с горечью выдохнул Евсеев.
– И не сказал тебе. Потому что смысла не видел. Я сам лично слышал, как Меранский приказал отменить операцию по захвату. Я долго недоумевал, отчего такая перемена, пока не выплыло, что ты обещал убить его племянника, если пострадает кто-нибудь из членов твоей семьи. А потому мне поручили продумать варианты «легального» получения образцов для успешной работы с вирусом.
– И ты продумал?
– Кое-какие идеи были. Тот факт, что у Хуана украли документы и, стало быть, на Кубу ему скоро не выбраться значительно облегчал задачу. Но по случайному совпадению твой сын наступил на больную мозоль Великого Кеши и… Случилось то, что случилось.
– Ты мог бы и не везти его в лабораторию. – Евсеев повернулся, и взглянул Леониду Всеволодовичу прямо в глаза.
– Не мог. Со мной был водитель и сопровождающий. А я не спецназовец какой-нибудь – шестой десяток размениваю. Или мне нужно было оставить и его примерзать к столбу? Я надеялся, что, получив разбуженную форму вируса, я сумею сохранить ему жизнь. Побег устроить… Вогнать в кому, и как покойника вывезти отсюда… Да мало ли что еще!
– Врешь, сукин сын! Стал бы ты так спокойно об этом говорить в прослушиваемом помещении… Да наш лейтенантик от тебя бы даже сухого места не оставил!
– А кто тебе сказал, что лаборатория прослушивается? – усмехнулся Михеев. – Только просматривается…
Оставив сбитого с толку однокурсника переваривать информацию, Леонид Всеволодович еще раз
