– Он меня застрелит, – повторил он. – И подойдет, чтобы посмотреть. Обязательно подойдет, не вытерпит.
– А может, он стрелять и не станет…
– Тогда я просто пойду. Выстрелит.
– Или догонит – взять живым…
– Пусть догоняет. Все равно, окажется перед лазом. И ты его…
– И я его, – повторил Милов. – Но на выстрел прибегут…
– Не станут они оставлять группу в таком месте. Они ведь видели: отсюда можно вылезать только по одному. И быстро тут не вылезешь.
– А если он выстрелит, когда ты еще не успеешь выбраться? Тогда мне никак не пролезть.
– Риск, понятно. Но он увидит сразу, что я безоружен. Да и запах учует. Я думаю, что им надо кого-то живым взять…
«А ведь это, пожалуй, и верно, – подумал Милов. – И не кого-нибудь, а именно меня. Потому что специалисты на Базе сидят не глупые, Клеврец знает, что я полностью пришел в себя, и поэтому необходимо меня схватить – и заставить петь по их нотам. Соображают они и то, что в этих условиях я буду просачиваться поближе к границе. Очень правдоподобная схемочка».
– Что ты? – переспросил он, мысленно выругав себя за то, что отвлекся.
– Я говорю: какой-то свой расчет у них есть. А то бы кинули они вниз связку гранат – и никаких забот. Им же следствие еще вести надо. Не знаю, понял ли ты главное: тут ведь не о деньгах разговор, то есть не об одних деньгах: им нужен большой международный скандал с резонансом по всему миру… Ты все оценивай с этой позиции. Ты знаешь оба варианта?
– Знаю.
– Так вот: и тот, и другой… рассчитаны на скандал. База – это служба…
– Об этом я догадался.
– Но и Орланз – тоже служба, только другая. Конкурент…
– Вот оно как…
– Поэтому если бы они могли замести тебя… Если бы знали, что ты здесь и работаешь…
– Они знают.
– Это плохо. Тем нужнее тебе ускользнуть.
– Но тебя нужно спасти.
– Это сейчас уже под силу только чудотворцу. Ты не чудотворец?
– Боюсь, что нет.
– Вот и не будем зря… Не сомневайся: меня уже все равно нет. Так что рассматривай меня сейчас, как инструмент. Значит, я вылезу. А этот… Наверняка захочет поизмываться. Это же технет… А что до выстрела – ты ведь стрелять будешь из-под крышки, она звук приглушит. Только не давай очереди. Бей одиночными. Стрелять-то умеешь?
Вместо ответа Милов лишь усмехнулся. И сказал:
– Долезешь, значит? Ну, ты силен!
– Должен. Ничего, потом отдохну. На свалке.
Мирон скис на полдороге, и пришлось подлезть под него, усадив, по сути дела, себе на плечи, и поднимать двойной груз – хотя тот, к счастью, оказался не столь тяжелым, каким мог бы быть. «Это уж точно последний подъем в моей жизни», – думал Милов, ожесточенно штурмуя скобу за скобой. Он окончательно лишился сил – но почему-то в тот самый миг, когда они оказались наконец наверху и он принялся толкать спутника по узкому лазу. Перед самым выходом Мирон несколько секунд полежал неподвижно, пытаясь дышать глубоко, собирая последние силы. Потом вытянул руку вперед и отвел ветку, загораживавшую путь. И тотчас же наверху, на бугорке, зазвонил колокольчик – безмятежным, ласковым, рождественским звоном.
… – А ну, лежи тихо!
Было это сказано нагло-безмятежным тоном, каким говорят, когда уверены в собственной безопасности и в том, что противнику деваться некуда. Резидент продолжал ползти. Чтобы встать и пойти, как собирался, он просто не мог уже найти сил. Уже то, что полз, было сверх всякого естества.
– Стой, гнида, сказано! Пристрелю!
Мирон полз.
– Ну, погоди, вонючка…
В поле зрения Милова появились ноги в тяжелых солдатских бутсах. Они прошагали и остановились. Технет еще пытался ползти, но пальцы лишь загребали хвою. Солдатская нога поднялась, замерла, потом с силой обрушилась. От удара технет перевернулся на спину.
– Ну-ка, покажи свою мордашку…
Охранник наклонился над лежавшим. Теперь Милов видел его целиком. Он не забыл отвести предохранитель. На резкий звук выстрела снизу, из глубины колодца отозвалось эхо. Промахнуться тут было трудно. Охранник упал поперек технета.
Милов нагнулся. Глаза резидента были открыты и мертвы. Видимо, его убил удар ногой – ему немного надо было.
