Зимний сад находился в непосредственной близости от домашнего кабинета депутата Слуцкого. Пожалуй, если бы Николай и Ирина разговаривали громко, а тяжелая дубовая дверь кабинета была бы приоткрыта, хозяин мог их услышать.
Борис Михайлович поднялся навстречу Давыдову – картина оказалась впечатляющей. Весил депутат килограммов под двести. Ну, сто пятьдесят в нем точно имелось. Высокий, мощный. Впрочем, уже не столько мощный, сколько разъевшийся. Самой объемной частью депутата Слуцкого было то место, где у худых людей находится талия. Волосы – седые, коротко стриженные, с небольшой проплешиной. Одет был депутат в свободную даже для него светлую рубашку с коротким рукавом и широченные черные брюки. На шее – золотая цепь, не короткая, для показа, а длинная, уходящая на грудь. Под легкой рубахой можно было угадать массивный золотой крест.
– Здравствуйте, многоуважаемый господин Давыдов.
Ярко выраженный южный говорок с глухим «х» вместо звонкого «г» резанул ухо. Николай и сам вырос на юге и обычно не обращал на такую манеру речи внимания, но Слуцкий говорил словно бы с акцентом.
– Здравствуйте, Борис Михайлович, – произнес Николай, глядя прямо в глаза предполагаемому мафиози. Боковым зрением математик, впрочем, изучал кабинет.
В обстановке, сделанной, очевидно, по желанию хозяина, смешение стилей достигло апогея. На рабочем столе – бумаги, коричневая керамическая пепельница и хрустальный графин с водой. За спиной Слуцкого, на красном ковре с черным рисунком, висели две скрещенные казачьи сабли прошлого, а то и позапрошлого века, сбоку от них – современное ружье. Угол неподалеку от стола занимал холодильник приличных размеров. Этот холодильник поразил Давыдова больше всего. Хозяину важно, чтобы еда всегда была под рукой? Или он не считает нужным беспокоить обслуживающий персонал, когда ему захочется выпить стакан холодной воды?
Напротив стола помещался огромный телевизор, в рабочем кабинете как-то даже не уместный. На нем стояла легкомысленная вазочка цветного стекла. В высоком шкафу по правую руку от хозяина – книги, газеты, посуда и безделушки.
– Вот, стало быть, и свиделись, – констатировал Слуцкий, видя, что Давыдов не очень-то спешит начинать разговор. – Присаживайся, Николай.
Молодого человека нисколько не смутило, что Слуцкий перешел на «ты». Как-никак он был раза в два старше Николая. А в том, чтобы обращаться к Слуцкому на «вы», у Николая сомнений не возникло. Даже если прежний Давыдов был с Борисом Михайловичем на короткой ноге, вряд ли бы он стал тыкать пожилому человеку.
– Спасибо, Борис Михайлович, – Николай устроился в массивном кожаном кресле. – Непросто было до вас добраться.
– Знаю, знаю, – кивнул хозяин. – И о других проблемах твоих слышал. Взялись за тебя серьезно. С чего бы? Я по своим каналам тему пробил – никто из братвы на заказ не подписывался. Государевым конторам вроде бы причин тянуть на тебя нет. Кто в своем уме будет покушаться на депутата Думского Собрания? Появится даже намек на это – много звезд с погон полетит… И здесь, и в Москве. Стало быть, Николай, это твое частное дело.
– Да я уже понял, – схитрил Давыдов. Иногда следует показать себя более осведомленным, особенно в такой скользкой ситуации. – Есть у меня подозрение, что среди своих крыса завелась.
Слуцкий быстро оглядел Давыдова. Не иначе, ему понравилась фразочка насчет крысы. Прежний Николай, может быть, и не был знаком с блатным жаргоном. Не до того. Да и нынешний не являлся специалистом – так, нахватался кое-чего из фильмов. В том мире, откуда он был родом, блатная романтика прямо-таки пропагандировалась. Ну а употребил «блатное» выражение Николай специально. Каждому ведь приятно, когда говорят на его родном языке…
– И я так смекаю, – довольно осклабился Борис Михайлович. – Кто-то подсидеть тебя решил. А когда не вышло – попытались замочить.
– И замочили, – скаламбурил Давыдов. – В реке я искупался.
– Не говори так, – помрачнел Слуцкий. – Ты вот пришел ко мне с оружием…
– Не к вам – дороги нынче неспокойны, – попытался перевести разговор в шутку Николай.
– А у меня за занавеской три стрелка дежурят, – объявил вдруг Борис Михайлович.
– За какой занавеской? – удивился Давыдов.
– За зеркалом, – указал Слуцкий на довольно внушительное зеркало в тяжелой раме за спиной у Давыдова. – Оно с этой стороны зеркало, а с другой – окошко слегка затемненное. Там, знаешь ли, еще одна комната. Любопытно иногда посмотреть, чем гости занимаются в твое отсутствие… А сейчас там верные ребята с пушками на стреме стоят. Что не так – бух, и готов! Зеркало жаль, конечно, да это ерунда. Я другое куплю. Себя-то жальче!
Давыдова передернуло. Постоянно чувствовать себя на прицеле не очень-то приятно. Сделает он резкое движение, а ему и пальнут в спину.
– Так давайте я пистолет отдам, – предложил он. – Зачем нам свидетели?
– Без свидетелей обойдемся. Ребят я отошлю. А вот оружие кому-то отдавать – глупость несусветная, – наставительно заметил Слуцкий. – Боек спилят, и в самое неподходящее время ты даже выстрелить не сможешь. Или патроны заменят…
– Зачем вам такое делать, Борис Михайлович? – просто спросил Давыдов.
– Мне-то, может, и незачем. А кому-то еще – чтобы тебя уходить. Да и я, понимаешь, свои интересы имею. Мне война совсем ни к чему…
– Вот давайте о войне и поговорим, – подхватил Николай. – Напрасно вы думаете, что я – «ястреб».
Слуцкий как-то хитро посмотрел на Давыдова, но ничего не сказал. Только наклонил голову.
Борис Михайлович извлек из недр стола черно-коричневую курительную трубку и яркий пакет с табаком.
– Ты ведь не куришь? – спросил он у Давыдова.
