вовсе не плохая семья. Просто вы не сошлись с Максимом характерами. Бывает. Это не повод, чтобы драться.
– Я уже понял.
– В течение двух недель вы можете обратиться на призывной пункт для прохождения пробного призыва. Не обещаю, что назначение будет легким – даже учитывая ваши хорошие отметки и прослушанные курсы, скорее всего вас поставят на какие-то тяжелые работы. Но никто не отнимает у вас будущего.
– Спасибо, – выдавил Кузьменко.
– Всего доброго.
Мы с Дженни покинули комнату свиданий. Скоро за ворота изолятора выйдет и Юрий – чтобы начать новую жизнь вдали от дома. Для него на самом деле еще ничего не потеряно – если он сможет жить по закону, уважая себя и других. Если нет – он не нужен обществу. Как это ни печально, но сотни молодых людей не выдерживают учебы, службы, пробных призывов. Кто-то становится жителем, а кто-то вообще попадает в трудовую колонию. Но одинаковые возможности даются всем.
«Руссо-балт» лавировал в потоке автомобилей на проспекте Императорской гвардии. Все больше машин приобретают граждане и жители, а улицы шире не становятся. Припарковаться в центре в последнее время большая проблема, да и в пробках стоять приходится часто. О строительстве метро градоначальники пока только думают, а разгружать улицы надо – скоро центр города окажется парализованным, тем более от трамваев больше проблем, чем пользы, – они постоянно сходят с рельсов, загромождают проезжую часть, мешают движению более быстрых троллейбусов и автобусов, не говоря уже о легковом транспорте.
Мы пообедали в «Быстроеде» – Дженни там понравилось, особенно окрошка и блины с икрой, – и сейчас ехали к выезду из города. Балы, приемы, визиты, большой город, древняя столица – все это прекрасно. Но Гвиневера хотела посмотреть на «одноэтажную Россию» – маленькие провинциальные города, деревни, фермерские хозяйства. Живут ли русские помещики как настоящие феодалы? Есть ли у них крепостные крестьяне – жители? Стоят ли на полях надсмотрщики с плетками? В конце концов, выходят ли из лесу медведи, чтобы задрать корову или неосторожного крестьянина? Да и русской природы, березок да осин она совсем не видела. Березок я ей и не обещал, а вот дикую степь показать надеялся. Ту степь, по которой кочевали древние скифы, а потом печенеги и половцы, Золотая орда…
Мы миновали аэропорт и выскочили на трассу. Справа остался сельский рынок, слева – ремонтные мастерские, и потянулись лесополосы, защищающие поля от эрозии, а трассу – от снега. Деревья зеленели свежей листвой, поля были пустынны – сев прошел, прополку вести рано. Грунтовки уходили по полям вдаль – за зеленые холмы, к синему небу, белым облакам. Как хорошо мчаться по такой теплой дороге на велосипеде… Разгонишься, выедешь на холм, бросишь крутить педали и мчишься под горку – только ветер свистит в ушах. А когда остановишься, и даже шины не шуршат по земле, кажется, что ты один в целом мире. Ты, степь и кузнечики. Вокруг – никого на много верст.
Некоторые поля были засеяны хлебом – гладкая зелень до самого горизонта, некоторые – подсолнечником и кукурузой. Здесь было видно больше земли: ни подсолнухи, ни кукуруза еще не вошли в силу.
– Когда-то давным-давно мы с отцом выезжали на пасеку, – сказал я Дженни, заметив, что она разглядывает подсолнечное поле. – Папа увлекся пчеловодством, купил несколько ульев. Но пчеловодство – тонкое дело. Чтобы получить приличное количество меда, нужно быть ближе к медоносам, перевозить пчел не один раз за год. Вместе с другими пчеловодами мы вывезли ульи в лесополосу между огромных подсолнечных полей. Дежурили по очереди. Странно было жить в таком месте, где за день не встретишь человека, где ночью не видно электрических огней, а звезды светят так ярко, как ты никогда не видел…
– Ты хочешь отвезти меня к знакомому пчеловоду и накормить медом?
– Нет, знакомых пчеловодов у меня сейчас нет. Когда-то пчел разводил даже мэр моего родного города, но сейчас это занятие забросил. Мы просто покатаемся. Ты посмотришь окрестности, мы остановимся, где захочешь. А вообще я хочу показать тебе очень красивое место.
– Прекрасно. Там много людей?
– Надеюсь, вообще нет.
– Звучит романтично. Ты не боишься?
– Гражданин не боится ничего и никогда. Чего же мне бояться в своей стране? К тому же я вооружен.
– И сможешь заколоть медведя, если понадобится?
– Ни разу не пробовал. Но медведи там не водятся – это точно.
Мы выехали на дорожную развязку, свернули с московской трассы в сторону Харькова – дорога сразу стала менее заполненной, а пейзаж оживился – засеянные поля простирались уже не до самого горизонта, кое-где виднелись глубокие овраги, островки деревьев, участки нетронутой, первозданной степи. Фермы здесь казались уже не уютными загородными домиками, но укрепленными замками – на краю какого-нибудь оврага, на берегу речки, они вписывались в пейзаж и использовали преимущества местности. Не потому, что их хозяевам надо от кого-то обороняться, но чтобы не занимать слишком много пахотной земли. Ведь если плодородное поле повсюду, то все равно, где строить дом, а если на ферме есть каменистый участок, а то и скала, разумно возводить хозяйственные постройки здесь.
– Как фермеры борются с волками? Охотятся на лис? – спросила Дженни. – Без огнестрельного оружия это, наверное, не так легко…
– Охота для удовольствия у нас не приветствуется – какое удовольствие убить живое существо, которое по определению слабее и глупее тебя? А если волки наседают, вызывают санитаров, а то и армейские подразделения. Прежде фермерам разрешалась охота с ружьями, но случилось несколько инцидентов – не с гражданами, а с жителями, которые получили доступ к оружию, – и решили, что даже на волков лучше охотиться специалистам. Впрочем, если станет туго, огнестрельное оружие, как я полагаю, есть у большинства фермеров – ведь почти все они граждане. Зарегистрированные винтовки, именные пули – всего этого достаточно для того, чтобы оружие нельзя было использовать в неблаговидных целях. А застрелить волка, который подбирается к твоему жилью, – поступок вполне оправданный.
– И все-таки я не понимаю, – вздохнула Гвиневера. – Почти каждый, по твоим словам, имеет дома оружие – но преступлений с его применением практически не бывает.
– Бывают. С применением незарегистрированного оружия.
– Неужели никто не испытывает желания застрелить соседа, если знает, что в бою на шпагах ему не победить?
– Оружие получают только резервисты – для того, чтобы в случае необходимости противостоять внешнему врагу. А любой гражданин, отслуживший в армии, знает, что стрелять можно только во врага государства. Тем, кто этого не понимает, не разрешат служить в армии. Слишком горячих и глупых убивают на дуэлях еще в молодости. Естественный отбор.
Мы повернули на проселочную дорогу, где было всего две полосы, а потом и вовсе свернули на грунтовку. Дженни начала оглядываться по сторонам с беспокойством:
– Ты хочешь завезти меня в самую глушь? Зачем?
– Съем, – улыбнулся я. – Ты ведь уже поняла, что жители – не люди, а иностранцы полностью зависят от прихотей гражданина. Или все же нет?
– Наверное, нет, – протянула девушка.
Километра два мы ехали вдоль лесополосы – на обочине цвели кусты дикого шиповника, набухали бутоны пижмы. Никого вокруг – ни машин, ни людей. Засеянные поля – только на горизонте, жилья нет вообще. А потом мы въехали в лесополосу и из нее выскочили на поляну перед синей гладью озера. Большой скальный массив поднимался над водой, с другой стороны от этого массива, как я знал – видно отсюда этого не было, – в озеро впадала река Кундрючая. Дорога вела вверх, на поросшее травой навершие скального массива. Я поднажал, разогнался, и «Руссо-Балт» вылетел на холм, который теперь казался островом. Вода впереди, река сбоку…
– Красиво, – прошептала Дженни. – В Америке очень много красивых пейзажей, особенно в горах, но здесь мне тоже очень нравится.
– Одно из моих любимых мест.
