Аристократ слегка отвернул лицо:
— Убийца должен быть наказан.
— Накажем, — согласился Серж.
— По закону, — настаивал Александр.
— — Хорошо, пускай будет по закону. Придумаем для него закон, — поспешно подтвердил Бобров. — Кто убийца?
И тут сэр Доудсен развел руками, тихо признавшись:
— Я пока не знаю.
Меценат покачал головой:
— Тогда чего ты тут мне мозги полощешь! Пожрать человеку спокойно не даешь! — Все еще возмущаясь, он сунул котлету в рот и энергично задвигал челюстями.
Когда прожевал, произнес:
— Кулон — очередная шуточка Юрчика. Мастер, блин, юмористического жанра. Сидит в тюряге, сатира из него прет не хуже, чем из «Аншлага». И качества того же.
Тьфу! — Он скривился, явно передразнивая товарища. — «В последнем подарке Ирме и для тебя подарочек». Мать его! Не мог на бумаге написать и в руку сунуть, идиот.
— Значит, не мог.
— Не мог, конечно. У него же обыск был, а запомнить номера счетов даже Спиноза не в состоянии, — кивнул Серж. — На кулоне он их изобразил. Только дуре этой своей он, наверное, тоже что-то шепнул. А она разнесла по белу свету. За что и погорела. Молчала бы себе в тряпочку. Нет, надо было хвастать налево и направо. Скорее всего, сболтнула Бессмертному. Вот он ее и пришил. Поди накажи его теперь по закону!
— А с чего бы ей что-то сообщать Бессмертному, явному конкуренту Касальского? — удивился сэр Доудсен.
— Ха! — Бобров залпом выпил полстакана минеральной воды. — Черт! Ну какая дурь — не пить перед совещанием. Щас бы водочки хряпнуть! Она с Бессмертным сошлась. Может, так, на случай, если Наталия заставит Юрчика ее кинуть. Ирма была девкой не промах. Не один, так другой. Вот тому, другому, и шепнула. Может быть, отомстить хотела. Юрчика-то она любила, я знаю. Сильно любила. И чего его любить-то было? Ну, видный мужик, нечего сказать, однако… Черт! — Он глянул на часы:
— Мне пора. Слушай, а что Наталия-то тебе взялась все рассказывать, а?
Молодой аристократ только плечами пожал.
— Про кольцо небось поведала? — догадался Серж.
— Да…
— Зачем ты лезешь в это дело, а? Зачем ты лезешь к ней, скажи?
— Я никуда не лез. Наталия сама мне позвонила и пригласила в гости.
— Сама?!
Меценат вдруг рубанул кулаком об стол и выговорил в сердцах:
— Вот не пойму я, чего во мне не так?! Почему все они на меня смотрят будто на ноль! Каждая себе душеприказчика находит на стороне. Ну что во мне не так?
Александр задумался. Не найдя в его взгляде ответа на свой вопрос, Бобров вздохнул и тяжело поднялся.
— Вы сказали…
— Сказал. И что с того?
— Повторите.
— Щас, шнурки подтяну.
— Повторите, повторите, — задумчиво пробормотал тот.
— Под-тя-ну, — по слогам проговорил Серж, свирепея на глазах.
— Нет, не это…
— Да иди ты, Холмс хренов.
И широкими шагами он пошел вон из ресторана.
Маша долго стояла у телефонного аппарата, наконец сняла трубку и набрала номер Колиной квартиры. Долго не отвечали. Она глянула на часы — поздно, почти полночь, он должен быть дома.
— Алло, — наконец прохрипел он.
Она, неожиданно ослабев, опустилась на диван и всхлипнула:
— Коленька, привет.
— Кто это?
— Маша.
На другом конце провода помолчали.
— Ты чего? — все-таки ответил он.
— Так, хотела узнать, как у тебя дела. И у Павла тоже…
— Тебе это интересно?
— А зачем я звоню?
— Не знаю, может, на концерт хотела пригласить.
— Издеваешься.
— Вообще-то я на вас на всех обиделся. Катька смоталась в Питер. Она тебе не звонила?
— Может, и звонила, только я переехала. Она моего номера не знает. Да и я ее.
— Пашка теперь к ней накатывает. Откуда только деньги берет.
— А ты-то как?
— Да нормалек. Слушай, я ведь успел к выставке. Дописал Катьку. Назвал кичево «Даная в мехах». Прикинь?
Катька хохотала до икоты.
— Молодец. Поздравляю.
— Да, выставка откроется на следующей неделе. Заходи.
— Постараюсь… Вернее, я хотела сказать, обязательно приду.
— Понятно, — разочарованно протянул Коля. — Если удастся продать, поеду на курсы во Францию. Подучусь.
— Значит, все разъезжаются… — На душе стало совсем тоскливо.
— Ну так найди время, чтобы заскочить.
— Поищу.
Она оставила ему свой новый номер телефона и положила трубку с ощущением, что более в Москве у нее нет старых связей. Колька, Катя, Пашка, Аська — первые, кто помог ей в этом чужом тогда городе, первые ее близкие люди в холодной столице — теперь от нее далеки, почти чужие. Прошло немало времени, у нее столько перемен, а рассказать Кольке нечего. Наверное, и с Катькой диалог такой же выйдет. Уж лучше вовсе не звонить… Все дело в Асиной смерти. Они боятся встречи, прячась за бессмысленный треп, потому что любой взгляд, любой жест оставшихся в живых напоминает о той, которая была меж ними, смеялась, танцевала и хвасталась, а теперь никогда уже не ворвется в Колину квартиру с криком: «Что я вам сейчас расскажу, поумираете от зависти!» Воспоминание об Аське — вот что навсегда сделало их общение болезненным настолько, что легче убежать, чем терпеть, выдавливая из себя беспомощные улыбки и никчемные разговоры. Легче забыть друг о друге, чем каждый раз бояться коснуться этого горя.
Егор присел на диван позади нее и, обняв, прижал к себе. Удивительно, как он понял все без единого слова.
Маша всхлипнула. Окно напротив вдруг потеряло очертания, задрожало, капнуло на подбородок.
— Ну… — протянул он и погладил ее по голове. — Коля — это печальный опыт?
Она покачала головой.
— Тогда почему этот тип заставил мою девочку плакать? — Его теплые губы прижались к ее виску.
— Перестань… — Она снова всхлипнула, едва сдерживаясь, чтобы не разразиться бурными рыданиями.
