– О, пожалуйста, не смотри на меня. Мне так стыдно! Прости меня! Я разрушила твою мечту. Ты не можешь... не можешь...
– Не могу что? Ты прости, что не смог уберечь тебя, как обещал. Но, неужели так плохо быть замужем за мной?
– Ты... не любишь меня, – в смятении выкрикнула она.
– Конечно, я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Его слова не успокоили Мерси. Лучше бы он их не произносил. Она знала, что нравится ему, он даже любит ее, но не так, как ей хотелось, а особой любовью сильного покровителя, как принято в хороших семьях мужчинам любить своих сестер.
Ее страдания только усилились.
– Я собираюсь свернуть этому мерзавцу шею за змею, – произнес Даниэль сиплым шепотом.
– Я ненавижу их! Лучше б они меня не находили.
– Все могло быть еще хуже.
– А что может быть еще хуже?
– Теперь, когда мы поженились, я отвечаю за тебя, а не они. После того, как ты встретишься со своей матерью, я увезу тебя домой, а они могут катиться ко всем чертям. Вытри глаза, дорогая. Ты и так потратила на этих типов слишком много слез.
– Дэнни! Как ты можешь быть таким спокойным? Таким рассудительным? В один прекрасный день ты можешь... захотеть жениться на ком-нибудь другом. И не сможешь! Я разрушила твою жизнь!
– А свою? Может, ты хочешь выйти замуж за кого-нибудь еще? За Майка? Ты любишь его? – он приподнял ее за подбородок и подождал, пока она не подняла на него глаза. Он должен знать это. Ожидая ее ответа, Даниэль чувствовал себя, точно он очутился на краю глубокой пропасти и несколько секунд, отведенные на ответ, решали его жизнь или смерть.
– Я люблю Майка? О небо, конечно, нет! Я люблю его, но так, как сестра любит брата. Он влюблен в Тенеси с тех самых пор, как Элеонора и Гевин привезли ее из Арканзаса. Ты что, не знал об этом?
– Нет, не знал, – долгая тишина повисла в доме. Они продолжали смотреть друг на друга.
– Она безнадежно любит его, но заставила меня поклясться ничего не говорить ему. Она решила, что он не захочет жениться на ней: ее мать из племени Шоуни.
– А как ты узнала, что Майк любит ее, мисс Всезнайка?
– Святая наивность! Вспомни, какие взгляды он бросает в ее сторону. О, мужчины! Вы иногда так слепы!
Даниэль улыбнулся, сначала уголками рта, а потом, не сдерживаясь, громко рассмеялся. Она отпрянула от него.
– Как ты можешь смеяться после всего, что произошло?
– Потому, что кое-что вспомнил. Ты только что обещала повиноваться мне.
На мгновенье она смутилась, но потом вдруг вспомнила:
– А, это? – она положила ладони ему на грудь.
– Священник забыл сказать, чтобы я поцеловал свою жену, – его голос звучал хрипло. – Ты не будешь возражать?
Она почувствовала возбуждение от его слов, но слабо попыталась остановить его. Однако все ее попытки ни к чему не привели, и она сказала первое, что пришло на ум.
– Поцеловать меня? Ты не...
– А что, если мне хочется? – он перешел на шепот.
– Ну... хорошо.
– Обними меня, – он обхватил руки Мерси своими руками и приблизил к себе.
Мерси облизала пересохшие губы, взгляд упал на чувственные пухлые губы Даниэля. Разум повелевал ей: – Отойди от него! – а ноги отказывались повиноваться.
– Я... ты не должен...
– Шш... Ты обещала повиноваться. Помнишь?
Мерси закрыла глаза и ощутила первое нежное прикосновение к своей щеке. Губы двинулись дальше, осушая слезинку за слезинкой, прикоснулись к переносице, вернулись к щеке. Они нежно и властно прижались к ее губам. Она и раньше обнимала Даниэля, но не так. Его руки так плотно прижимали ее к себе, что она чувствовала, как сильно бьется его сердце. Она впитывала его запахи, так дорогие ей, они смешивались с ее запахами. Поцелуи стали более требовательными. Ее губы раздвинулись, и она не понимала, почему. Мерси даже не осознавала, что ее руки еще крепче обнимают его шею, а губы еще сильнее прижались к его губам.
Это было ранее неиспытанное и волнующее чувство. Ее прошлый опыт не давал ответа, отчего Даниэль дрожал, а его руки скользили по ее бедрам и все сильнее прижимали ее к себе; почему ее груди прижимались к его груди. Губы Даниэля стали мягче – они вкусили всю сладость женских уст. Все ее тело отзывалось маленькими горячими вспышками на движения кончика его языка.
Когда он, наконец, оторвал от нее свои губы, Мерси открыла глаза – влажные, но уже не от слез. Ее припухшие и слегка приоткрытые губы красноречивее всех слов говорили о пережитом потрясении. Она не знала ни что ей говорить, ни что делать. Сердце билось как-то необычно, по-новому. Она, заключенная в крепкие мужские объятия, глубоко и страстно дышала. Медленно его руки расслабились, и она даже не увидела, а скорее ощутила его неудовольствие. Даниэль, коснувшись ее рук, опустил их вниз со своей шеи.
