Он отпер низкую зеленую дверь и провел Элисон внутрь.
— Извини, что такой беспорядок, — сказал он.
В комнате были каменные стены, покатая крыша с обнаженными балками потолка, и поначалу казалось, что здесь никто не живет. Не может жить. Это просто кладовка в пристройке, предназначенная для всякого хлама, забитая сейчас ящиками и корзинами, крашеными канистрами, мотками веревок, банками с маслом, деревянными молотками, ржавыми железными инструментами, коробками с гвоздями, щетками для прочистки труб, удочками. В помещении не было никакой мебели, только несколько досок лежало на двух поперечных бревнах, а на доски, увидела Элисон, были брошены одеяла и мешок с соломой, заменявший подушку.
— Вы… вы здесь живете? — спросила она.
— Да, — ответил Гув. — Все время.
— Сколько лет?
— Всегда. Я не очень хорошо умею считать годы.
— Но ведь здесь негде сесть, нельзя ничего сготовить. Нет воды, печки… Как же вы тут? А что зимой?
— Зимой холодно. Это верно, — согласился Гув.
— Где вы держите ваши вещи? Одежду?
— На себе, — сказал Гув. — А что до моих вещей, у меня для них вся долина. Но самые главные вещи — здесь.
Он стал рыться в своих одеялах.
— Твой подарок, — сказал он.
— Я не хочу его! Какая-то глупая шутка. — Гув протягивал ей коробку.
— Она твоя, — сказал он. — Подарок внутри.
— Знаю, что внутри. Не хочу! — Она прижалась к какому-то металлическому ящику. — Уберите от меня!
Гув открыл коробку.
— Здесь особый подарок. От моего мальчика. Он специально просил меня. Я только приладил этот старый шнурок.
— Что это?
Элисон заглянула в открытую коробку. Там блестел отполированный кусок сланца, и на нем в тусклом свете ясно проступали очертания лица — брови, глаза. Кожаный шнурок был продет в дырочку, чтобы вещь можно было носить как брелок.
— Он сказал, это очень древнее. — Гув вытащил украшение из коробки.
— Оно страшное… Я не могу.
— Оно твое, девочка. Гвин сказал, что дарит тебе.
— Нет.
— Он хочет, чтобы оно было у тебя, но стесняется сам отдать.
— Уберите! Уберите, пожалуйста! Это слишком… Нельзя!
— Нет, нет, оно недорогое. Ничего такого… Я говорю ему, отдай сам, а он говорит, нет, отдай ты, скажи — от меня. Он хороший мальчик.
— Нет, пожалуйста, не надо!..
Гув взял шнурок обеими руками, накинул через голову Элисон.
— Вот. Тебе… Подарок…
Роджер надевал после мытья чистую одежду. Перья, казалось, заполнили все вокруг, их запах и пыль от них он до сих пор ощущал в горле. Он открыл окно — проветрить комнату, увидел Гува Полубекона, тот выходил из-за конюшни. Стена дождя стояла позади него, земля кипела под ударами струй, как под бороной. На плечах Гув нес Элисон.
Вокруг него, в каплях дождя, показалось Роджеру, он видит какие-то странные очертания — чьи-то крылья, глаза…
— Что случилось?! — крикнул Роджер.
— Она потеряла сознание. Взяла подарок и сразу упала. Прямо на ящик.
— Сильно ударилась?.. Какой подарок?..
— Быстрей впусти нас в дом и позови парня! — Роджер побежал на кухню.
— Запри дверь, — сказал Гув. Он положил Элисон на стол.
— Что с ней? — спросил Роджер. — Кто так оцарапал ей лицо?
На щеке у Элисон проступили красные параллельные линии, но они, казалось, находились под кожей: крови не было.
— Позови парня, — повторил Гув. — Скажи, чтобы сразу шел.
— Ей нужен врач, — возразил Роджер.
— Позови парня, я сказал! — крикнул Гув. Он подвел Роджера к двери, вытолкнул из нее.
— Там дождь, ты, псих! Пусти меня! — закричал Роджер. — Я только что переоделся в сухое.
Гув запер дверь, Роджер кинулся к входу через переднюю, но опоздал: и эта дверь была закрыта перед его носом.
Он помчался со двора, выбежал на дорогу, что вела в селение, добежал до телефонной будки, схватил трубку. В ней была полная тишина. Он ворвался в магазин.
— Да? — сказала миссис Ричарде.
— Где у вас телефон?
— Провода порваны, — сказала она. — На них упало дерево. Там, дальше по дороге. Ужасная погода, правда? Говорят, в самой долине еще хуже.
— Как мне найти врача?
— Невозможно. Зачем врач?
— Для Элисон. Она потеряла сознание, упала. Может, у нее сотрясение мозга. Я не знаю…
— Найди Гвина, — сказала миссис Ричардс. — Все будет хорошо… Бедная девочка… Иди разыщи Гвина. Он где-то возле дома.
Роджер выбежал из магазина, побежал обратно.
— Гвин! Гвин! Гвин! — кричал он по дороге.
Он обежал весь сад, ринулся в лес; он пробирался сквозь заросли, по болоту, пока не выскочил к задней стороне дома, туда, где выше проходила дорога в город.
Он увидел, как Гвин перелезает через запертые ворота.
— Гвин!
Тот уселся на них.
— Гвин! Полубекон послал за тобой! Сказал, чтоб скорей!.. Он на кухне!.. Подожди меня!
Гвин не стал дожидаться. Он спрыгнул и побежал по склону в направлении дома.
Рядом с ним, внизу, вокруг раздавались какие-то звуки — они подступали все ближе, они шли от деревьев, от дождя, от вздувшейся реки. Но был среди них один звук — главный из всех: сливавшиеся воедино гул ветра с горного перевала и его эхо, разносившееся по долине. Или, быть может, это был крик сов, которые вылетели на охоту. Только Гвин никогда в жизни не слышал их так много — полное небо сов…
— Гув!.. Гув! Где ты?.. Гув! — Роджер уже догонял Гвина. Гув открывал дверь кухни.
— Гув! Что случилось? Ты звал меня, отец?
— Входи, мальчик.
Элисон лежала на столе, накрытая курткой Гува. Над ней летали перья, они опускались на нее, Гув отгонял их, они снова взлетали в воздух и снова будто прилипали к ней.
— Та самая сила, — сказал Гув. — Она сейчас в ней… Плохо… Такие дела, мальчик.
— Что ты хочешь от меня? — спросил Гвин.
— Помоги ей.
— Ей… Оно внутри или снаружи?
— Это сейчас одно.
Порывы ветра сотрясали дом. Цветы и ветви срывало с кустов, они ударялись о стены; их лепестки и
