лихорадочно работала.
Тени эти падали от людей, которых в комнате не было. В пустой маленькой комнате спрятаться было невозможно. К тому же эти двое должны были бы стоять между фонариком и стеной, чтобы тени упали на стену.
Эта комната была спальней Роланда. Здесь нечего бояться. Это пятна на стене. Пятна от сырости — ведь дом пустой.
Роланд подошел ближе. Тени не изменились в размере. Плоские тени на стене, неподвижные, четкие, черные.
'Это оптический обман. Закрою глаза и посчитаю до десяти. Или все это фокусы статического электричества. Прием отдаленных сигналов, как сказал монтер'.
Роланд закрыл глаза, но две фигуры, словно на негативе, встали перед его внутренним взором, желтые на черном фоне опущенных век. Он открыл глаза: черные на желтом. Закрыл: желтые на черном, но такие же четкие. Роланд затряс головой — фигуры исчезли, но потом снова возникли. Он медленно повернул голову в сторону — и назад.
С закрытыми глазами он видел тени, только если стоял лицом к стене.
Роланд открыл глаза и погасил фонарик. В темноте желтые тени все так же стояли в полный рост. В воздухе вспыхивали маленькие искорки, по контуру теней их было больше — словно железные опилки, липнущие к магниту.
Какая-то сила в комнате, казалось, зажала Роланду голову так, что он не мог отвести глаз. Тело его немело, в голове и вокруг раздавался — он это чувствовал, хотя и не слышал — гул, мощный, высокий, настойчивый, и искры по контуру двух теней слились в голубое пламя.
Усилием воли Роланд заставил себя зажечь фонарик, но пламя не исчезло в свете фонаря, и чернота теней была тверже самой стены. Вот они начали отделяться от стены. Их высвобождало голубое пламя. Они зияли перед стеной и позади нее и были уже не тени, но две черные дыры в воздухе; две дыры в пространстве.
Роланд почувствовал, что, если он сию же минуту не отведет глаза, случится непоправимое, и причиной тому будет он сам.
Он прыгнул назад и скатился вниз по лестнице. В воздухе вокруг него вспыхнул холодный огонь. Роланд пролетел последние шесть ступенек в переднюю, чувствуя нависшую над головой громаду дома. Он распахнул парадную дверь и, не оглядываясь, выскочил на дорожку. Дверь захлопнулась. За дверью остались пустые, замолкшие комнаты.
10
В поезде, конечно, все это выглядело по-иному.
Сидя в ярко освещенном вагоне, окруженный людьми, Роланд подумал, что всему происшедшему можно найти нормальное объяснение. Он знал: статическое электричество создает иногда неожиданные эффекты, а монтер сказал, что его в доме много. Роланда и раньше, бывало, путали какие-то совсем обычные вещи в темноте.
'Кончай, Роланд! Вечно ты что-нибудь выдумаешь!' — шутили в семье.
Добравшись до дому, Роланд спрятал Сокровища в гараже на верхней полке. Там их никто не заметит, а потом он их перепрячет на чердаке.
К этому времени весь его страх почти полностью испарился. Он вышел из гаража и, войдя в дом, закрыл за собой дверь в кухню; Роланд торопился, хотя все, что он видел, уже начало потихоньку расплываться в его памяти. Тени, возможно, были не тени, а трещины и неровности на оштукатуренной стене, высвеченные фонариком, или пыль и статическое электричество... Мало ли что там могло быть...
Пятница — лучший день недели. После чая можно не думать об уроках; первое облачко появится лишь утром в воскресенье. Впереди — целый свободный вечер.
Дети мыли посуду, а миссис Уотсон делала бутерброды к ужину и клала их на столик на колесиках, где уже лежал пирог. Мистер Уотсон съездил на машине за коробкой конфет, чтобы отпраздновать первую неделю в новом доме, а потом принес уголь и подбросил его в камин.
— Привез? — спросил у Роланда Дэвид.
— Да, они в гараже.
— А что сегодня по телику, Фрэнк? — крикнула из гостиной миссис Уотсон.
—Я как раз смотрю, милая, — отвечал мистер Уотсон. — Ты что-нибудь знаешь о статическом электричестве? — спросил Роланд.
— Кое-что знаю, — сказал Дэвид.
— В нашем доме я застал монтера. Он говорит, были жалобы. Говорит, дом полон статика и...
— Сначала цирк, потом какой-то спектакль, а потом фигурное катание, — сказал мистер Уотсон.
— Чудесно! Дети, поторапливайтесь! Через несколько минут начнется цирк. А потом спектакль и фигурное катание.
— ...и еще он говорит, может, это генератор...
— Идем, мам! — бросил Дэвид. — От генератора статического не бывает.
— Но там искры так и летали — знаешь, маленькие такие, голубые.
— Ну хватит, — сказал Николас. — Кончай!
Отец включил телевизор.
Семейство устроилось у камина. Коробка с конфетами пошла по кругу; миссис Уотсон придвинула к себе скамеечку для ног; мистер Уотсон протер стекла очков специальной тряпочкой; все сидели и ждали.
Но тут произошло нечто неожиданное: стоило телевизору прогреться, как послышался электронный вой. Он звучал все громче, все невыносимее, а потом вдруг стих, превратившись в обычный шум.
— Это настройка, — объяснила миссис Уотсон.
— Что-то непохоже, — заметил Дэвид.
— Приглуши его немного, Фрэнк, — попросила миссис Уотсон, — пусть разогреется как следует. Тогда шум стихнет.
Вой смолк, но раздались громкие хрипы,
— Вот это уж не настройка, — сказал Дэвид. Телевизор мигнул, показались голова и плечи диктора, а потом словно мотоцикл проехал по его лицу, сместив куда-то его нос и уши и оставив следы от колес на экране.
— Это контрастность, Фрэнк.
Мистер Уотсон вылез из своего кресла и принялся крутить регуляторы. Он так близко нагнулся к экрану, что не видел, улучшилось ли изображение. Теперь в студии, казалось, пошел дождь.
— Так лучше, — говорила миссис Уотсон. — Нет, ты перекрутил. Обратно. Нет, так ничего не выходит. Попробуй в другую сторону.
Экран то загорался ослепительным светом, то темнел до черноты, сквозь которую сыпался град метеоритов.
— Дай я попробую, пап, — попросил Дэвид.
— Не мешай, — сказала миссис Уотсон. — Твой отец знает, что делает. Так... Ага... Уже лучше.
На экране все еще лил дождь, но теперь сквозь струи по цирковой арене заскакали лошади.
Мистер Уотсон уселся в кресло. В ту же минуту изображение поплыло вверх, снова выплыло снизу и опять двинулось вверх — медленно, без спешки... плоп, плоп, плоп.
— Вертикальный регулятор, — посоветовал Дэвид.