Можно было заказать обед в ресторане, но Вэл не знал, что любит его сын. Пицца — вещь нейтральная.
Дик ел неторопливо, аккуратно откусывая кусочки. Вэл смотрел на сына и думал, что никак не может решиться обнять его или потрепать по голове, хотя ему нестерпимо хотелось это сделать. Он принял правильное решение, но говорить об этом сыну рано. Пока он не утрясет все формальности с новой работой и не уволится со старой, говорить не о чем. Кто знает, сколько это займет времени, а Дик будет волноваться и ждать. В детстве время тянется очень медленно. Пусть пока это выглядит как обычный отпуск.
Дик из-под густой челки посматривал на отца. Он видел, что тот о чем-то напряженно думает: в глазах как будто щелкали разные мысли. Интересно, чем они будут заниматься в этот раз?
— Нас с тобой пригласили в гости, — сказал Вэл. — Как ты на это смотришь? Давай вообще договоримся, чем мы с тобой займемся.
— А куда нас пригласили? — серьезно спросил Дик, которому на самом деле было совершенно все равно, лишь бы быть с отцом.
— В один очень интересный дом, к очень хорошему человеку. — Вэл подбирал слова, чтобы не проговориться об истинном положении дел.
— А кто он? — продолжал допытываться Дик, замирая от удовольствия, что отец спрашивает его мнение.
— Он? Профессор медицины. Мой учитель. Один из самых знаменитых кардиохирургов в стране, даже в мире.
— Ого! — удивился Дик.
— Я был у него и сказал, что ты приедешь погостить. Он решил, что должен познакомиться с тобой.
— Папа… — Вэл видел, что Дик с трудом выговаривает это слово, но сделал вид, что ничего необычного не происходит. — А ты когда-нибудь покажешь мне свою работу?
— Что ты имеешь в виду? — не понял Вэл.
— Я хочу посмотреть, как работает хирург, — объяснил Дик.
— Тебе это интересно? — удивился Вэл: сын никогда не спрашивал его о работе.
— Ну конечно, интересно. Я, само собой, был в больнице и представляю, что такое врач… Но ведь ты особенный врач, правда?
— Ну, до моей работы далеко, как ты понимаешь, — засмеялся Вэл от удовольствия, что сын сам заговорил с ним о медицине, — но я могу поговорить с профессором. Если это возможно, он покажет тебе свою клинику.
— Жалко, — вздохнул Дик, — я думал, что мы сможем поехать вместе…
Так вот что он имел в виду, догадался Вэл, он думает, что единственный способ жить вместе — это поехать вместе со мной. Надо сказать ему, что я решил остаться. Но ведь еще столько надо сделать…
— Мы и поедем вместе. — Вэл сделал вид, что не понял мальчика. — Мне тоже интересно посмотреть на клинику, где работает профессор. К тому же он приглашал меня. И давно тебя интересует медицина?
— Нет, она меня не интересует, — признался Дик. — Меня интересуешь ты и твоя работа. Знаешь, у всех ребят отцы кем-нибудь работают. Они все время говорят: а вот у меня отец… А я ничего про тебя не знаю.
— Вот и отлично! Я договорюсь с профессором Бриджесом, мы съездим к нему в гости, и ты сам спросишь про экскурсию. Как пицца?
— Супер! — ответил Дик, с трудом проглатывая последний кусок. — А что мы будем делать еще?
— Ну, нам надо съездить к дедушке с бабушкой… — Вэл постарался сказать это так, чтобы Дик не заметил его раздражения при упоминании этого обязательного визита. — А все остальное — на твое усмотрение. Можем сходить на бейсбол, в кино, покататься на аттракционах… Любые пожелания.
— Да мне все равно, — махнул рукой Дик. — Что хочешь, то и будем делать.
Ему действительно было все равно — главное, чтобы отец был рядом и разговаривал с ним как со взрослым.
— Может, расскажешь мне про школу, — предложил Вэл.
— Да что про нее рассказывать. — Дик сморщил нос. — Школа — она и есть школа. Иногда интересно, иногда не очень.
— А ребята как?
— Нормальные ребята, разные…
Вэл понял, что Дик не горит желанием рассказывать ему о своей жизни. Ну что же, было бы странно, если бы человек так вдруг изменился. Придется подождать, пока он сам заговорит об этом.
Дику очень хотелось сказать отцу, что он мечтает учиться в самой обыкновенной школе и дружить с ребятами из соседних домов. Ладно, у него еще будет время убедить отца, что им просто необходимо жить вместе.
Натали заставила себя всего лишь помахать на прощание рукой и не следить за тем, как произойдет встреча. Она бы не удержалась, если бы ей что-то не понравилось. В конце концов, это не ее сын, чтобы так бесцеремонно влезать в чужую жизнь. Дик ужасно волновался, она это прекрасно видела, поэтому всю дорогу рассказывала какие-то смешные истории из своей школьной жизни, а потом завезла его в кафе и они объелись всякими сладостями. Она была почти уверена, что Дик позвонит через пару дней. А если нет, то она сама нагрянет к ним в гости. В общем-то у нее есть на это определенное право — она отвечает за мальчика…
А пока у нее была замечательная возможность побыть дома с отцом, послушать его рассказы о пациентах и студентах, почитать, встретится с друзьями. Да мало ли что можно делать дома…
Она не стала звонить отцу, чтобы сообщить о приезде, поэтому предвкушала его удивление и радость. Бедный папа, он все никак не может смириться с тем, что она не пошла по его стопам и не работает в его клинике. Ну разве можно ему объяснить, что с ее характером она должна сама протаптывать себе дорогу. Хорошо бы ей жилось, если бы она все время за спиной слышала шепот, что она дочка профессора Бриджеса… Она никогда не приводила это как аргумент. Просто однажды произнесла речь о том, что все физические недуги не донимали бы человечество, если бы квалифицированные специалисты решали социальные и психологические проблемы личности и общества. Это звучало так убедительно, что отец только развел руками и сказал, что не может с этим не согласиться.
Вот теперь она и пытается решать проблемы личности. Правда, у нее это получается не слишком успешно. Дик перестал дичиться, но она видела, что он еще не готов довериться ей полностью. Он вполуха слушал ее рассказы, а сам мучительно думал о том, как пройдет его встреча с отцом. Если бы он позволил, она бы нашла слова, чтобы успокоить и ободрить его, но Дик не дал ей ни единого шанса. Она чувствовала, что он сидит в домике своего одиночества и только приоткрыл маленькую щелочку для того, чтобы позволить ей общаться с ним…
Натали увидела свой дом, и все ее существо со свойственной молодости способностью не застревать на печальных мыслях кинулось навстречу нескольким радостным и спокойным дням. Она так любила длинные тихие вечера вдвоем с отцом: он работал, а она сидела в огромном кожаном кресле у него в кабинете с книгой. В любую минуту она могла заговорить с ним о чем угодно. Он откидывался на высоком стуле, как бы отодвигал от себя очередную статью, которую писал или изучал, склонял голову набок и внимательно слушал любую ее галиматью. Ему всегда было интересно то, что приходит ей в голову. Ни разу он не позволил себе снисходительного или небрежного тона. Натали только с возрастом стала понимать, что это самое главное в воспитании человека — относиться к его мыслям с интересом и пониманием. Часто отец просто отвечал на вопросы или вступал в дискуссию, но иногда вставал и извлекал из бесчисленного множества книг ту, которая могла помочь ей разобраться в какой-то проблеме. Будучи очень занятым и связанным тысячами обязательств человеком, отец никогда не ссылался на отсутствие времени. Он мог отложить разговор или дать короткий исчерпывающий ответ, но он всегда был внимателен к ней. Единственное, чего Натали никогда не обсуждала с ним, это ее взаимоотношений с мужчинами. Однажды лет в пятнадцать она попробовала поговорить с ним о том, как ей вести себя, если мальчик не очень нравится, а отказать неудобно. У отца сделался такой испуганный и виноватый вид, что Натали решила больше никогда не ставить его в неловкое положение. Об этом она могла поговорить и с подругами. Папа
