— Значит, тебе уже хватит, — заключил он. — Брось пить и пошли-ка пешком по ночному городу. Хочу слушать рассказ о твоей бабуле. Подходит такая программа?
Я взвизгнула от восторга.
— Подходит! Я обожаю свою бабулю! А кто будет о бабуле рассказывать?
— Ты, больше здесь некому.
С бутылкой шампанского мы покинули «Парти дэ плэзир». Себастьен нес бутылку непринужденно и очень красиво: зажав горлышко между указательным и средним пальцами. Я была горда тем, что иду рядом с ним. Он мною тоже гордился.
— А нас полиция не арестует? — на всякий случай спросила я.
Себастьен обиделся:
— Арестует? Меня? Героя? Мюз, ты спятила! Не бойся со мной ничего и рассказывай, — потребовал Себастьен, — рассказывай о мадам Бабуле.
И я с удовольствием начала рассказывать, потому что бабуля мой вечный кумир.
— Бабуля стремится к совершенству и превращает свою жизнь в сказку. Ей это удается, — начала я.
Цоканье лошадиных копыт раздалось у нас за спиной. Мы оглянулись и увидели настоящую карету с кучером на облучке.
— Поедем? — спросил Себастьен. — Я тоже хочу превратить жизнь в сказку!
— Наверное, дорого, — засомневалась я.
— Ерунда, я плачу, — крикнул Себастьен, на ходу заскакивая на подножку кареты и поражая меня своей прытью. — Франция хорошо обеспечивает национальных героев! — с гордостью просветил меня он.
Пристыженная за свою Родину, я уселась в карету. Мы неспешно поехали.
— А что любит твоя бабуля? — внезапно спросил Себастьен.
— Меня.
— Ты человек, а я спрашиваю о том, чем ей нравится заниматься.
— Много чем. Бабуля все любит, кроме работы. Бабуля говорит: если будешь работать, у тебя никогда не будет денег. Без денег счастливой быть трудно, потому что приходится себя ограничивать. Ограничивая себя в желаниях, унижаешь воображение. Человек с униженным воображением — раб. Так считает бабуля.
Себастьен восхитился:
— Гениально! А что еще она говорит?
— Что женщина вообще ничего не должна уметь делать: лишь сводить мужчину с ума.
— Гениально!
Пришлось согласиться:
— Да, но не у всех это получается. Во всяком случае, у бабули в восемьдесят шесть это выходит гораздо лучше, чем у меня в двадцать пять.
Себастьен радостно поразился:
— Так ей всего восемьдесят шесть?
Я уточнила:
— Еще не исполнилось.
— Да она же еще ребенок в сравнении со мной! Я сейчас!
Себастьен достал трубку, лихорадочно набрал номер и долго молчал в трубку. Потом он передал трубку мне и грустно сказал:
— Говори.
— Кто это? Немедленно признавайтесь или я рассержусь! — услышала я строгий голос бабули, впрочем, не лишенный кокетства.
— Бабулечка, это я.
— Муза? Ты?
В ее голосе было столько разочарования, что я едва не зарыдала.
— Да, бабуля, это я, твоя Муза.
— И хорошо, — сказала бабуля мстительным тоном, — а то я уже думала, что это опять сумасшедший, который звонит мне два года подряд.
Я прозрела:
— Себастьен, ты влюбился в мою бабулю?
— Да, — трагично кивнул он своей огромной лохматой головой. — Я безумно влюбился на старости лет.
— Муза! — тем временем возмутилась бабуля. — Чем ты там занимаешься?
— Слушаю объяснения в любви, — честно призналась я, потому что не научилась врать любимой бабуле.
Она ответила:
— Не буду тебе мешать, — и вновь повесила трубку.
Себастьен запаниковал:
— Она опять рассердилась?
— Нет, бабуля не привыкла мешать признаниям в любви. Но как ты мог безумно влюбиться в бабулю? — поразилась я. — Ты же ни разу ее не видел!
— Мне кажется, я знаю ее лучше себя. Я влюблен в ее голос, в ее речь, в воздух, которым дышит она. Надеюсь, это не слишком поэтично для твоих молодых ушей? — спохватился вдруг Себастьен.
Я его похвалила:
— Ты настоящий поэт. Жаль, не слышит бабуля. Но как тебе удалось так сильно влюбиться?
— Понимаешь, Мюз, я всю жизнь искал женщину, которая мечтает лишь об одном: как она будет кружить головы настоящим мужчинам. Я счастлив, что Казимеж тебя полюбил. Умер бы, не узнав, что есть на свете мадам Бабуля!
Я догадалась:
— Это Казимеж дал тебе номер телефона бабули?
— Да. Давай позвоним ей вдвоем.
— Когда?
— Завтра днем.
— Завтра днем я не смогу, снова пойду по магазинам. Позвоним ночью.
Карета медленно следовала по Монмартру, а я смотрела на Себастьена и завидовала своей бабуле. Это была очень грустная зависть. Господь сотворил мою родную бабулю такой обольстительной, что она сводит мужчин-героев с ума даже в восемьдесят шесть лет, причем на расстоянии, а я не способна свети с ума какого-то Колю, да еще в тесном контакте. Не говоря уже о Казимеже, который сначала клялся в любви, а потом меня бросил. Ну почему меня все бросают?!
— Хочу выпить с горя! — потребовала я.
Видимо, у Себастьена было свое горе, он сказал:
— Правильно, с горя выпьем, отпустим карету и пойдем гулять.
Мы выпили и запели. Я выпорхнула из кареты и понеслась по Монмартру. Я пела и кружилась в вальсе, а прохожие останавливались и с удовольствием смотрели на меня. Я подражала моей бабуле и очень боялась, что у меня не получается. Неожиданно для себя я предложила:
— Давай ей позвоним прямо сейчас.
Себастьен сразу понял, о ком идет речь, и согласился:
— Давай.
И мы позвонили.
— Бабулечка! Это я!
— Муза! Откуда ты все время звонишь?
— Бабуля! Я звоню из Парижа!
— Сейчас же прекрати звонить из Парижа. Ты хочешь, чтобы меня арестовали?
— Кто?
— КГБ!
