— Ну конечно. Я бы тоже тебя увидел, но пришел значительно позже.
— Ты был вчера в «Парти дэ плэзир»?
— Очень недолго, лишь разыскал Жан-Пьера, и мы отправились на вечеринку к Розалинде. Ты знаешь Розалинду?
— Нет, не знаю. Неужели это ее настоящее имя?
— Нет, конечно. Это ее псевдоним.
Рышард не спускал с меня влюбленных глаз. Я знала, что нравлюсь ему. Даже Казимеж знал, но не ревновал. Мне было обидно.
Наше общение внезапно было нарушено милягой Роже, появившимся в конце улицы.
— Мюз! — восторженно воскликнул Роже и произнес длинную речь по-французски.
— Что он сказал? — вынуждена была я спросить у Рышард а.
— Он восхищается вечеринкой, говорит, что вы с ним вчера оттянулись по полной программе.
Роже любит выпить, не брезгует «травкой». Я взглянула на него с укором и жалостью.
— Рышард, посоветуй бедняге, пусть больше следит за своим здоровьем, — попросила я.
Рышард удивился, но перевел. Роже бросился меня целовать, не прекращая трещать — Рышард переводил и поражался. Оказывается, на вечеринке был не только Роже, но и Жан-Пьер, и масса народу.
— Слушай, — шепнул мне Рышард, — ты же вчера была с Себастьеном?
— Да, — подтвердила я.
— А мы с Жан-Пьером неплохо натрескались у Розалинды, — похвастал он. — С кем же тогда был Роже?
Мне было странно, что Рышард ломает голову там, где давно пора ставить диагноз. Того и гляди Роже начнет нам рассказывать про женщину в белом.
И все же в глубинах души появились сомнения: а может, я вчера так напилась, что…
Как-то сразу вдруг затошнило. Я запросилась в отель. Рышард проводил меня, но, едва мы расстались в холле, мне стало значительно лучше. Я решила, что всего лишь надо опохмелиться, и отправилась в бар.
Но и в баре меня поджидал неприятный сюрприз. Не успела я вскарабкаться на табурет, как симпатичный бармен, поправляя бабочку, приветливо улыбнулся мне как старой знакомой.
— Мадемуазель Мюз, вам как обычно? — спросил он по-английски.
Не успела я и глазом моргнуть, как он налил мне ту дозу ликера, которую я всегда стремилась осилить.
Не успела я решить загадку с любимым ликером, как на стойку легла пачка любимых моих сигарет.
«Он что, мысли читает?» — ошеломленно подумала я, тараща глаза на орешки, появившиеся на стойке следом за сигаретами.
Я тупо уставилась на бармена: этот парень весьма подходящего возраста где-то меня усмотрел, узнал мое имя и даже в курсе, что я ем, пью и курю. Знала бы бабуля, что я приехала в Париж покорять каких-то барменов, сгорела бы со стыда за меня.
Вечер был безнадежно испорчен. Я отправилась в номер, приняла ванну, улеглась в постель и мгновенно уснула.
Проснулась довольно рано в отличнейшем настроении и, нежась в постели, размечталась: «Когда получу деньги, куплю трубку бабуле. Самую дорогую и с прибамбасами: всякими там топталками, ершиками и прочей фигней, с которой носятся любители трубок. Ах, как соскучилась я по бабуле! Да, еще куплю ей самого лучшего табаку, если б я только в этом хоть что-нибудь понимала, а то ведь надурят».
Сколько ни старалась моя бабуля, так и не смогла приучить меня к этой вредной привычке: курению трубки. Слишком я суетлива. Да и нет во мне нужного шику, но зато как смотрелась бабуля с элегантной трубкой на прошлогоднем приеме у своего друга — посла Финляндии!
Раздался стук в дверь. Я решила, что мне принесли кофе и булочку. Конечно, заказывать кофе в номер расточительно — можно спуститься в бар, где дешевле. Но стоило ли ехать в Париж экономить, когда и дома этим приходится заниматься?
С важным видом я распахнула дверь, но на пороге стоял не официант с подносом, а мужчина средних лет в хорошо сидящем костюме.
— Вы мадемуазель Муза? — осведомился он по-английски.
— Йес-с! — с необъяснимой радостью ответила я.
— Это вам.
Он сунул мне в руки огромный пакет и, повернувшись на пятках, немедленно удалился. Едва закрыв дверь, я бросилась потрошить пакет. Ха! Там были евро, сумасшедшая пачка! В пароксизме покупательской жажды, я не стала дожидаться официанта, решив, что кофе попью на бегу в баре отеля. В баре было немноголюдно. Новый бармен повел себя хуже вчерашнего. Увидев меня, он воскликнул:
— Доброе утро, мадемуазель Мюз!
Не успела я осознать, что происходит, как перед моим носом появились чашка кофе со сливками и тарелочка со свежайшей булочкой, источающей ореховый аромат, — все именно то, что я собиралась заказывать. А когда рядом с кофе и булочкой легла пачка любимых моих сигарет, я уже не паниковала, а принимала знаки внимания со спокойным достоинством.
«Надо в бар заглянуть вечерком, — по-деловому подумала я. — Интересно, как отреагирует на меня ночной бармен?»
Позавтракав, я понеслась покупать подарок бабуле.
Поразительно, в каком счастливом неведении пребывала я по поводу цены хорошей курительной трубки.
Когда продавец сообщил, сколько стоит «Данхилл», меня едва не хватил удар. Я закричала, как потерпевшая, и с этим нечеловеческим воплем покинула грабителей с большой дороги.
Побегав сгоряча по Парижу, я решила, что бабуля дороже стоит, вернулась в салон и приступила к допросу. Выслушав лекцию о производстве лучших в мире английских трубок, я пришла к выводу, что надо брать ту трубку, что сделана по спецзаказу: чубук — из баобаба, верхняя часть мундштука — из секвойи, нижняя — из эвкалипта. Только эта трубка достойна моей бабули.
— А это что за белое пятнышко? — решила я сделать последнее, решающее уточнение.
— Белое пятнышко — знак высокого качества, — охотно просветил меня консультант. — Делается из бивня половозрелого африканского слона.
«Господи! Бедный слон! У моей бабули обязательно должна быть только такая трубка, иначе я перестану себя уважать!»
— Скажите, а два пятнышка — это же лучше, чем одно? — решила я не останавливаться на достигнутом.
— Вы абсолютно правы. Второе пятнышко — знак экстра-класса. Оно делается из бивня сиамского слона, — подтвердил консультант.
— Это как раз то, что мне нужно! — воскликнула я, бесповоротно решив, что покупаю трубку с двумя белыми пятнышками.
Просто удивительно, как моя бабуля до сих пор жила без нее, без этой трубки.
Я вышла из салона, зашла за угол и пересчитала евро. На трубку катастрофически не хватало.
«Придется копить, — подумала я. — Надеюсь, завтра мне дадут еще больше денег».
Однако нетерпение охватило меня. В надежде занять недостающее я поехала к Рышарду.
Рышарда я не застала, а повстречавшийся мне Жан-Пьер вряд ли мог быть полезен. О его жадности ходили легенды. И при этом Жан-Пьер умудрялся быть классным парнем. Все любили его, и было за что. Он в лепешку готов разбиться, может пойти на любые жертвы, лишения, только бы услужить, не касаясь своего кошелька.
— Зачем тебе Рышард? — сделал стойку Жан-Пьер, сносно говорящий по-английски. — Я могу его заменить?
— Нет, — горестно вздохнула я, — мне нужны деньги.
Он покачал головой:
— Да-а, тяжелый случай. А много?
