Не бойтесь ангела смерти.
Просто держите с ней ухо востро.
— Я подняла глаза и увидела его.
Куки замерла с кусочком попкорна у рта и слушала мой рассказ с круглыми от изумления глазами. А может, с первобытным, пробирающим до костей страхом. В ту минуту трудно было понять.
— Злодея, — проговорила она.
— Да, но если хочешь, можешь для краткости звать его Злой. Кто бы он ни был, он стоял и смотрел на меня, а я была голая, в плаценте (хотя тогда не обратила на это внимания). Помню только, что он меня загипнотизировал. Казалось, он все время в движении, куда-то течет.
— Как дым.
— Как дым, — повторила я, выхватила у нее из руки масляный кусочек попкорна и сунула себе в рот. — Кто успел, тот и съел.
— А ты помнишь что-нибудь до него? — полюбопытствовала Куки, потянулась за другим кусочком попкорна и снова замерла, не донеся его до рта. Я старалась не расхохотаться, чтобы ее не спугнуть.
— Немного. Конечно, я не помню сам процесс рождения или что-то в этом роде — и слава богу, потому что это было бы ужасно. Только то, что было после. Но очень смутно. Все, кроме него. И мамы.
— Постой, — Куки подняла палец, — как мамы? Ведь твоя мама умерла в день, когда ты родилась. Неужели ты ее помнишь?
Слабая улыбка показалась на моем лице.
— Куки, она была такая красивая. Она стала моим первым… э-э-э, клиентом.
— Ты хочешь сказать…
— Да. Она ушла через меня. Мама излучала свет, тепло и бескорыстную любовь. Тогда я этого не понимала, но она сказала, что счастлива отдать жизнь, чтобы я жила. Благодаря ей я успокоилась и почувствовала, что меня любят. Это было очень кстати, потому что Злой меня напугал.
Куки скользнула по мне взглядом и уставилась в пространство, обдумывая мой рассказ.
— Все это как-то… даже слов не подберу…
— Я знаю, в это невозможно поверить.
— Поразительно. — Она перевела взгляд на меня.
Неожиданно мне стало легко. Можно было догадаться, что Куки мне поверит. А те, с кем я росла, мои близкие, никогда не верили, что я помню, как родилась.
— Значит, в каком-то смысле ты все-таки знала свою маму?
— Да.
Становясь старше, я поняла, что у многих детей не было и того. Я всегда буду благодарна маме за те минуты, что мы провели вместе.
— И знаешь все языки, на которых когда-либо говорили на свете?
Обрадовавшись перемене темы, я ответила:
— Все до единого.
— Даже фарси?
— Даже фарси, — ухмыльнулась я.
— Вот это да! — почти прокричала она. Должно быть, Куки в голову пришла какая-то мысль. Потом ее лицо омрачилось, и она с обличительным видом показала на меня пальцем: — Я так и знала. Я знала, что ты поняла, что нам сказал тогда в супермаркете тот вьетнамец. Я видела это по твоим глазам.
Я улыбнулась и посмотрела на фото Рейеса, не в силах отвести от него взгляда.
— Он сказал, что ему нравится твоя задница.
Она задохнулась от возмущения:
— Наглый недомерок.
— Еще он сказал, что очень тебя хочет.
— Жаль только, что он такой мелкий, что потерялся бы у меня в декольте.
— Наверно, поэтому ты ему и понравилась, — прыснула я.
Куки надолго замолчала. Я дала ей время осознать услышанное. Наконец она спросила:
— Как такое вообще возможно?
— Не расстраивайся, — решила я ее подразнить, — едва ли он поместился бы у тебя в декольте. Хотя наверняка с удовольствием попробовал бы.
— Нет, я про языки. Это…
— Круто? — с надеждой перебила я.
— …поразительно.
— Ага. Наверно.
— А ты понимала, что тебе говорят, в день, когда родилась?
Задумчиво наморщив нос, я призналась:
— Пожалуй, да. Конечно, не буквально. У меня не было ни схемы, ни прошлого опыта, с которым можно было бы соотнести слова, и я не знала значений, с которыми они ассоциируются. Тех, кто общался со мной, я понимала скорее чутьем. Причем ходить и говорить я начала примерно тогда же, когда обычные дети. Но когда со мной заговаривали, все понимала. И не важно, на каком языке объяснялись люди. Я понимала, что они говорят.
Компьютер уснул, и я пошевелила мышкой, чтобы вернуть фотографию Рейеса.
— Я поняла первые слова, которые произнес папа, — продолжала я, стараясь не выдать грусти. — По крайней мере, большую часть. Он сказал, что мама умерла.
Куки покачала головой:
— Бедная моя.
— Думаю, папа знал. Он чувствовал, что я его понимаю. Это был наш маленький секрет. — Я подхватила горсть попкорна и отправила в рот кусочек. — Потом он женился на моей мачехе, и все изменилось. Она почти сразу решила, что я сумасшедшая. Все началось с того, что мне нравились мексиканские сериалы.
— Чарли, ты не сумасшедшая.
— Да ладно. Я ее не виню.
— И зря, — отрезала Куки. — Я тоже мать. И матери так себя не ведут — хоть родные, хоть приемные.
— Да, но твоя Эмбер-то не ангел смерти.
— Какая разница. Дениз — твоя мачеха. И точка. Можно подумать, ты стала серийной убийцей.
До чего же здорово, когда кто-то целиком на моей стороне. Папа всегда меня любил и принимал без оговорок, но никогда так не защищал. Думаю, Куки не побоялась бы за меня в одиночку вступить в схватку с мафией. И наверняка победила бы.
— Значит, когда ты родилась, он назвал тебя «Датч»?
— Да.
— Это было до или после того, как мама ушла через тебя?
— После, но я все равно не понимаю. Откуда он знал? До сегодняшнего вечера я не обращала внимания, что Злой тогда не назвал меня по имени. Он не сказал «Шарлотта». Он произнес «Датч» точно так же, как Рейес в старших классах школы. Откуда он знал? — Я силилась разгадать загадку, и от напряжения у меня голова шла кругом.
— Ответь мне на один вопрос, — в раздумье наморщив лоб, попросила Куки. — Когда ты впервые увидела Рейеса, не заметила в нем ничего необычного?
— Кроме того, что его избил чокнутый папаша?
— Да.
Я глубоко вздохнула и задумалась.
— Знаешь, тогда я, наверно, этого не понимала. Может, и было что-то необычное, даже сверхъестественное, но я так нервничала, что решила, будто мне со страху показалось. Рейес был
