великолепен. Красивый, гибкий и быстрый. Само совершенство.
— Судя по тому, как ты его описываешь, он и правда сверхъестественное существо. Меня удивляет уже то, что он после таких побоев ушел на своих ногах, как и ты чуть ли не каждую неделю.
— Никогда об этом не задумывалась. — С волнением и удовольствием вспоминая ту ночь, я представляла себе Рейеса. — Знаешь что? — осенило меня. — Он действительно был необычный. Какой-то таинственный. Непонятный.
— Здесь явно не обошлось без чудес.
Не будь я так измотана, я бы рассмеялась.
— Да ты знаток!
— Еще какой, если речь идет о таинственных красавцах.
Я все-таки хихикнула.
— Сколько раз ты видела Злого? — спросила Куки. Похоже, она приняла на веру все, о чем я ей рассказала. Это хорошо. Продуктивно. И дешевле, чем идти к психологу.
— Не так уж много.
— И что происходило, когда ты его видела?
Я взяла чашку и отпила глоток горячего шоколада, на который переключилась по настоянию Куки.
Она положила руку мне на плечо и посмотрела на меня с пониманием.
— В парке. С дочкой Джонсонов.
Изо всех сил стараясь казаться безразличной, я поставила чашку на стол. Воспоминание о дочке Джонсонов задевало меня за живое; казалось, будто кто-то провел пальцем по обнаженному нерву. Я пыталась помочь несчастной матери выбраться из пучины отчаяния, в которую она погрузилась, когда исчезла ее дочь. А вместо этого оказалась в центре общегородского скандала, ставшего для моей мачехи последней каплей. С того дня она от меня отвернулась, чтобы уже никогда не поворачиваться.
Да, тот случай задел меня до глубины души, но бывало и хуже. Были и другие раны, которые никак не заживали, и о них-то Куки почти ничего не знала.
— Да. — Я вздернула подбородок. — В парке. Тогда я увидела его в третий раз.
— Но ведь твоей жизни ничего не угрожало. Или я не права?
— Ты права, но он, очевидно, считал иначе. Он сходил с ума от злости, потому что мачеха при всех орала на меня благим матом. — Я понурилась, вспоминая. — А потом влепила мне пощечину. Меня это возмутило. — Я впилась взглядом в Куки, пытаясь объяснить, до чего боюсь его. — Я думала, он ее убьет. Он трясся от злости. Я это чувствовала: меня как будто легонько било током. Мачеха при всем честном народе ругала меня на чем свет стоит, а я шепотом умоляла его не трогать ее.
Куки сочувственно поджала губы:
— Чарли, мне ужасно тебя жаль.
— Да ладно тебе. Я просто не понимаю, почему так его боюсь. Самой не верится, что я такая трусиха.
— Мне жаль, что ты его боишься, но я имела в виду твою мачеху.
— Нет-нет, что ты. — Я покачала головой. — Я сама во всем виновата.
— Тебе было всего пять лет.
Проглотив ком в горле, я кивнула и пояснила:
— Ты же не знаешь, что я натворила.
— Ее поведению нет оправдания, разве что ты облила ее бензином и подожгла.
Я улыбнулась уголком губ:
— Уверяю тебя, в той ситуации ни одного нефтепродукта не пострадало.
— Что же было дальше? Со Злым?
— Думаю, он меня услышал. Он ушел, но с большой неохотой.
Куки понимающе кивнула и заметила:
— А в следующий раз он наверняка появился, когда ты была в колледже.
— Ого, да ты схватываешь на лету!
— Ну ты же рассказывала, как на тебя напали вечером по дороге домой с занятий, но не говорила, что он там был.
— Да, был. Он спас меня — как тогда, в четыре года.
У Куки лицо вытянулось от изумления.
— В четыре года? А что случилось, когда тебе было четыре? Постой-ка, он же спас тебя, когда на тебя напали в колледже? Но как? — Подруга засыпала меня вопросами. Я поняла, что то, как я его называю и как описала Злодея, сбило Куки с толку и теперь она на самом деле считает его чудовищем. В каком-то смысле так оно и было.
Но рассказать ей, как именно он меня спас, я не могла. Я не скажу ей, пока не буду уверена, что она правильно примет мои слова.
— Он… вынул из меня нож того парня.
— О боже, Чарли. Я и не думала… ты упоминала об этом вскользь, небрежно. Твоя жизнь подвергалась опасности?
Я пожала плечами:
— Ну, может, чуть-чуть. У него был нож с выкидным лезвием. Не думала, что такие еще делают. Разве это не запрещено законом?
— Он появляется, когда твоя жизнь в опасности, — задумчиво повторила Куки, — и он спас тебя, когда тебе было четыре года? Так что же случилось тогда?
Я поерзала на стуле; тело болело почти нестерпимо.
— Меня похитили. Скорее даже не похитили, а просто увели.
Куки ахнула от изумления и закрыла рукой рот.
— Что-то в моем пересказе картина получается мрачноватой, — пожаловалась я. — Я ною больше, чем девочка-эмо в своем блоге. На самом деле все не так уж страшно. Сказать по правде, у меня было счастливое детство. Куча друзей. В основном среди мертвых, но все же.
— Чарли Джин Дэвидсон, — предупредила меня Куки. — Нельзя упомянуть о том, что тебя похитили, и не объяснить подробно.
— Хорошо, если тебе правда хочется знать. Но это неинтересно.
— Мне правда хочется знать.
Глубоко вздохнув, я начала:
— Это случилось здесь.
— Где? В Альбукерке?
— В этом доме. Когда мне было четыре года.
— Ты жила здесь раньше?
Мне вдруг показалось, что я на приеме у психотерапевта, и воспоминания обо всем, что случилось со мной хорошего и плохого, хлынули, точно гной из раны. Но то, что произошло в этом доме, было самым ужасным. Нож вонзился в мое тело очень глубоко, и я даже испугалась, что его весь не достанут. По крайней мере, без общего наркоза.
— Нет, — ответила я, отхлебнула и, прежде чем проглотить, подержала на языке густой и теплый шоколад. — Я здесь раньше не жила. Но еще до того, как этот бар купил папа, тут любили отдыхать копы. Папа несколько раз брал меня с собой на их сборища — самые невинные, типа дней рождения и прочего. Иногда ему нужно было перекинуться парой слов с коллегой: на дворе стояли восьмидесятые годы до нашей эры. — Куки удивленно наморщила лоб, и я пояснила: — Эры сотовых телефонов.
— А, понятно.
— В тот раз я расстроила мачеху: сообщила ей, как бы между прочим, что ее отец скончался, прошел через меня и просил ей кое-что передать. Она еще не знала, что он умер, пришла в ярость и отказалась меня выслушать. Даже не позволила передать, о чем просил отец. Ну и ладно, я все равно ничего не поняла. Что-то про синие полотенца.
— Она не выслушала тебя, даже когда узнала, что он действительно умер?
— Именно так. К тому времени Дениз возненавидела все, что имело хоть какое-то отношение к
