Дядя Боб нахмурился, опустил голову и шагнул ко мне:
— Ты уверена?
— Вы серьезно? — недоверчиво уточнил сержант.
Дядя Боб, внезапно рассердившись, бросил на Дуайта холодный взгляд, от которого увяла бы и морозоустойчивая зимняя роза. Тот сжал зубы, повернулся к нам спиной и уставился на подозреваемого за зеркальным стеклом.
— Чарли, речь идет о важном деле. Я должен знать наверняка. Начальство и так на нас давит.
— У тебя все дела важные. Вспомни, я хоть раз ошибалась?
Диби задумался, потом покачал головой:
— Что-то я такого не припомню.
— Вот именно.
— Ладно. А что за сделка?
Дяде это понравится.
— Если я сегодня, прямо сейчас заставлю его признаться, каким боком он замешан в этом деле, и выясню у него, кто настоящий убийца, ты сделаешь для меня две вещи.
— Было бы неплохо, — заметил дядя Боб.
— Мне нужно, чтобы ты получил судебное постановление, которое помешало бы отключить от аппарата одного преступника в коме.
— На каком основании? — не понял дядя.
— Хороший вопрос. — Я дернула плечом. — Придумай что-нибудь. Что угодно.
— Сделаю все, что в моих силах, но…
— Никаких «но», — перебила я, подняв указательный палец. — Обещай, что сделаешь.
— Клянусь. А второе условие?
— Мне нужно, чтобы ты поехал со мной в школу. И удостоверение захвати.
Дядя Боб сделал круглые глаза и поинтересовался:
— Надеюсь, ты потом объяснишь, в чем дело?
— Зуб даю. — Я щелкнула по зубу указательным пальцем. — А теперь давай выудим у парня, что ему известно.
Сержант Дуайт, слушавший наш разговор, фыркнул — очевидно, в знак презрения ко мне.
Я раздраженно вздохнула.
— Это не займет много времени, — сказала я дяде Бобу.
Не в силах стоять, ничего не делая, сержант Дуайт обернулся к нам:
— Неужели вы на самом деле собираетесь пустить ее туда и поставить под угрозу все расследование?
Диби задумался и оставил сердитый выпад Дуайта без ответа. Тот заскрипел зубами и шагнул к дяде Бобу.
— Дэвидсон, — прошипел сержант ему в лицо, рассчитывая, что дядя наконец его заметит.
Мне было некогда дожидаться, чем кончится дело. Пока дядя Боб разбирался с дураком Дуайтом, я зашла в комнату наблюдения и посмотрела в зеркальное стекло на мистера Онтивероса. Полицейский, находившийся в комнате, удивленно оглянулся на меня. Я, разумеется, не обратила на него внимания. Хулио сидел в крохотном пустом закутке за комнатой наблюдений. Он беспокойно ерзал на стуле, поглядывая в зеркало. Парень был пострижен, как типичный гангстер — волосы на висках выбриты, а на макушке оставлены чуть длиннее, — и одет по последней моде. Все его существо излучало страх.
Не то чтобы он совсем не был ни в чем замешан, но никого не убивал — это точно. А боялся Онтиверос, что его посадят за преступление, которого он не совершал. Такое сейчас происходит на каждом шагу.
Я обернулась и подмигнула Есении, пожилой мексиканке, с которой беседовала в женском туалете: та оказалась тетей Хулио Онтивероса. Она ждала в углу; я вышла из комнаты, и старушка проводила меня озорной ухмылкой.
— Я готова, — бросила я дяде Бобу и вошла в помещение для допросов. Закрыв дверь, услышала, как дядя и Дуайт поспешно пробираются в комнату наблюдения, чтобы за мной проследить. Потом туда устремились еще чьи-то шаги. Очевидно, зрителей у нас будет полный зал. Придется их разочаровать. Спектакль не займет много времени.
Хулио был пристегнут наручниками к железному столику. Он поднял голову и, удивленно раскрыв глаза, смерил меня подозрительным взглядом, потом нахмурился, но быстро овладел собой.
Развалившись на стуле, он процедил:
— Это еще что за…
— Заткнись, — отрезала я, подошла к нему и присела на стол, касаясь бедром его закованного в наручник запястья. Таким образом я закрыла от него стекло и, что важнее, помешала полицейским в комнате наблюдения нас подслушать. Я придвинулась к Онтиверосу так близко, будто собралась станцевать стриптиз у него на коленях. Неизбежное зло, но я не могла допустить, чтобы кто-то случайно услышал то, что мне нужно было ему сказать. Иначе меня отправят в специальное учреждение с обитыми войлоком стенами и таблетками в белых стаканчиках.
Я спиной почувствовала, как дядя Боб буквально лопается от злости из-за того, что я так близко придвинулась к человеку, которого он считал жестоким убийцей. Но мне лучше знать.
Я застала Хулио врасплох. Не давая бандиту опомниться, наклонилась и зашептала ему на ухо. Время поджимало: вот-вот в комнату вломится дядя Боб, опасающийся за мою шкуру. Несколько слов, два-три коротких предложения — и Хулио Онтиверос разольется соловьем.
Лишь бы у меня в запасе оказалось десять секунд. И они у меня были.
— У нас мало времени, так что молчи и слушай.
Решив сделать хорошую мину при плохой игре, Хулио изобразил крутого парня: повернулся ко мне и понюхал мою шею и волосы.
— Меня послала твоя тетушка Есения.
Он замер.
— И сказала мне, где находится каждая из трех вещей, которые тебе нужны больше всего на свете.
Я слышала, как поворачивается ручка двери. Почувствовала, как от Онтивероса веет сомнением, как испаряется его восхищение моей шеей и волосами. Так бывает всегда, стоит мне заговорить об умерших. Я чуть подалась вперед и заглянула в его настороженные глаза.
— Тебя вот-вот упекут в тюрьму за три убийства, которых, как мы оба знаем, ты не совершал. Признайся, какое ты имеешь отношение к этому делу, только честно, ничего не скрывая, и я скажу тебе, где медаль. Для начала.
Он задохнулся от изумления. Я назвала его первое и самое заветное желание. Со вторым желанием тоже не было никаких проблем, а вот с третьим уже сложнее, потому что тетя Онтивероса не знала, где именно находится номер три, и смогла объяснить только приблизительно. Я решила, что тут мне поможет Куки.
Не успела я договорить, как в комнату с обеспокоенным видом ворвался дядя Боб. Я подмигнула ему, повернулась к Хулио, вытащила из заднего кармана визитку и подсунула под его руку в наручнике.
— Положись на меня, — добавила я на прощание.
Я вернулась в комнату наблюдения и, затаив дыхание, стала ждать, расколется ли Онтиверос. Мне толком ничего не было видно. В крошечной комнатушке собралась толпа народа. Половина смотрела на меня — в том числе и разъяренный Гаррет Своупс (а не пошел бы он в задницу!), — а половина в комнату для допросов. Наконец Хулио заговорил.
— Я все скажу, — пообещал он в микрофон, — я признаюсь во всем, что мне известно, но вы должны обеспечить мою безопасность. Я никого не убивал и не собираюсь за это сидеть.
Я моргнула, обернулась и хлопнула по руке тетю Есению, женщину, которая вырастила Хулио и не собиралась оставлять нашу грешную землю, пока — так она сказала — этот засранец не исправится. Потом с застывшей на лице улыбкой облегчения вышла из участка. Позже позвонит дядя Боб, расскажет подробности, а я объясню ему условия нашего договора. Сейчас же я устала, измучилась и отчаянно
