удушливой атмосфере рассказать всем хотела, но что же поделаешь, если в нашей семье бедлам. Не я виновата».
— О чем она говорила?
— Не понял, атмосфера какая-то, скандал. Мне было все равно, о чем она говорила. Я обрадовался, что позвала, с надеждой поехал, а там…
Понурившись, он замолчал.
Далила продолжила за него:
— Вы долго с букетом на площадке топтались, звонили, дверь случайно толкнули ногой и вошли.
Мискин, пряча глаза, кивнул:
— Да, Маша лежала в луже крови. Пирог на столе я не заметил, честное слово. Стол, помню, был. Празднично накрытый, в гостиной, бокалы там, что-то еще…
Он опять замолчал. Далила задала болезненный для себя вопрос:
— А почему вы решили, что Машу убил Верховский?
Мискин возмущенно воскликнул:
— А кто же еще? В последнее время Маша здорово изменилась, постоянно твердила: «Не злите меня, нервничать мне нельзя». А сама стала нервная, неуживчивая, то ругалась с Наташей, то деньги требовала у Андрея, о каком-то своем бизнесе говорила.
Далила подалась вперед:
— О каких деньгах идет речь?
— О деньгах погибших родителей. Им троим по наследству досталась приличная сумма. Андрей был назначен над Машей опекуном, а Наташка сама отдала ему свою долю. Он все вложил в общий с Замотаевым бизнес.
— Могу я узнать, что за бизнес? — осведомилась Далила.
Мискин вдруг рассмеялся:
— С этим бизнесом хохма вышла. Нечто из области парадоксов, очень по-русски: двигатель прогресса — обычная безалаберность.
Далила попросила:
— Расскажите подробней, пожалуйста.
— Охотно! — воскликнул Мискин. — У Верховского с Замотаевым был заводик, газированную воду они выпускали в бутылках. Дела шли плохо, отвратительно даже. Наследство, оставленное родителями, не Увеличивалось, а таяло на глазах.
— Маша знала об этом?
— Нет, конечно. Андрей с Пашкой это скрывали, нагоняли, как говорится, понтов: «тачки» крутые у них, охрана, офис. Все, как сейчас говорят, «зашибись». Только мы, самые близкие, были в курсе, как на самом деле идут их дела.
Далила подумала: «Мотивом могли быть долги».
— Друзья им помогали? — спросила она.
Мискин кивнул:
— Неоднократно. Я в долг частенько давал, Кроликов выбивал им кредиты. Но все впустую, ничего их не спасало, заводик доходов не приносил.
— От кого же Маша узнала об этом?
— Понятия не имею, но как-то узнала, а тут еще ее совершеннолетие близилось. В общем, она поставила братца в известность, что собирается свою долю из его бизнеса изъять немедленно, как только стукнет ей восемнадцать. А у Андрея как раз дела пошли.
— Все же пошли.
Мискин рассмеялся:
— Возвращаюсь к области парадоксов. Успех Верховского и Замотаева вырос на почве чужой халатности. Они заказали этикетки для воды под названием «Тархун». В типографии какой-то ротозей не углядел и буквы 'а' и 'р' переставил. Ни Верховский, ни Замотаев, ни их работники — никто не заметил ошибки.
В продажу вода отправилась под названием «Грахун».
И мигом ушла с прилавков. Все, кому и не надо, ради прикола хватали и дарили друзьям, любовникам, соседям, мужьям. В данном случае безалаберность оказалась двигателем торговли.
— Значит, именно с этого момента бизнес Верховского и Замотаева пошел вверх, — уточнила Далила.
— Да, резко попер в гору, а тут Маша решила его подкосить. Ведь ее доля — это одна шестая. Колоссальная сумма. Как такие деньги одним махом из производства достать? И как я теперь должен все это понимать? На кого должен думать?
Мискин вопросительно уставился на Далилу. Она ему возразила:
— Но это еще не мотив.
— Сам по себе — нет, а в совокупности — да.
— В совокупности с чем?
— С дальнейшими фактами. Вы сами заметили, что Верховский, когда узнал о смерти сестры, не сразу вызвал милицию.
— А вы об этом не знали?
— Клянусь, не знал. И не задумывался никогда, и не сопоставлял. Вы только что сами мне сообщили, что милиция была вызвана в три, а я точно знаю, что с ним встречался около часа.
Подумав, Мискин сказал:
— Да, примерно так. Когда мне Маша звонила, было без двадцати двенадцать. Пока доехал, Маши не стало. Потом я уехал. Верховский почти сразу мне позвонил, и мы быстро с ним встретились.
— Как он себя вел? — спросила Далила.
— Как? Дрожал, как овечий хвост. Жаловался и трясся: «У нас с Машкой в последнее время сплошная вражда, теперь меня точно засудят». Я его успокоил:
«Все наши об этом будут молчать». И алиби ему дал.
А он что в ответ? Наташкин «ТТ», гад, подсунул! И, главное, куда! В бардачок! На самое видное место!
Мискин зло ударил кулаком по своей же ладони и презрительно процедил:
— «ТТ» подбросил и следом стукнул ментам. Не зря же они меня гоняли по городу. Еле от них удрал.
Кстати, как вышел от Кроликова, меня тут же и хлопнули, а я чист. Вовремя, выходит, пистолетик спулил.
А вы не в курсе, куда Кроликов дел пистолет?
Далила с иронией посоветовала:
— А вы у него спросите.
Мискин обиделся:
— Я не собирался его подставлять. Через несколько дней полез в его стол, хотел «ТТ» незаметно вынести, а там пусто уже.
— Говорите, подставлять не хотели, — усмехнулась Далила, — а если бы у Кроликова тот пистолет нашли? Представляете, на какой он загремел бы срок?
— Я точно знал, что у Кроликова не станут искать.
Вы еще попробуйте в тот дом зайдите. Уж ментов так просто точно не пустят. Родители у Гоши те еще шишки. Так и вышло, Кроликов не пострадал.
— Да, не пострадал, — согласилась Далила. — Но почему Верховский именно вам подложил пистолет?
Мискин изумленно развел руками:
— Сам поражаюсь!
Далила предположила:
— Может, из мести?
— Из мести?
