– Он спрашивает, такие ли ты видел? – спросил переводчик.
Альфгар кивнул.
– Он говорит: интересно. Он ученый человек, читал о них в книге Вегеция. Но говорит, что не знал, что англичане настолько образованы, чтобы делать такие машины. Но у франков они используются только при осадах. Использовать их против армии всадников глупо. Слишком быстро передвигаются всадники, чтобы машины действовали эффективно. Но король благодарит тебя за твою добрую волю и хочет, чтобы ты поехал с ним, когда он отправится в поход. Он считает, что твое знание врага полезно. Твоего товарища отошлют в Кентербери, там его допросит легат папы. – Англичанин снова улыбнулся. – Я думаю, твои шансы лучше.
Альфгар выпрямился и попятился от стола, чего никогда не делал при дворе Бургреда. Он твердо решил еще до вечера найти себе учителя французского.
Король Карл Лысый посмотрел ему вслед, вернулся к своему вину.
– Первая крыса, – сказал он своему констеблю Годфруа.
– Крыса с осадными машинами, которые используются в поле. Ты не опасаешься того, что он сказал?
Король рассмеялся.
– Переплыть Узкое море – все равно что вернуться во времена наших предков, когда короли ехали на битву в колесницах. Во всей это стране не с кем сражаться, кроме норвежских бродяг, не опасных без своих кораблей, и храбрых глупых мечников, которых мы уже побили. Длинные усы и медлительные ноги. Ни лошадей, ни длинных копий, ни стремян, ни полководцев.
– Все равно нужно принять меры предосторожности. – Он задумчиво почесал бороду. – Но нужно нечто большее, чем несколько машин, чтобы разбить сильнейшую армию христианства.
10
На этот раз Шеф с нетерпением ждал видения, которое – он знал – обязательно придет. Мозг его был переполнен сомнениями и вариантами. Но уверенности у него не было. Он знал, что что-то извне должно ему помочь. Обычно видения приходили, когда он был очень утомлен или после сытной еды. В этот день он сознательно шел пешком рядом с пони, не обращая внимания на подшучивания в рядах. Вечером наелся овсянки, изготовленной из последних запасов зерна прошлого урожая; зерно нового урожая только начинало поступать. Потом лег спать, опасаясь, что его загадочный советчик на этот раз не придет к нему.
– Да, – говорит голос в его сне. Шеф узнает его и испытывает мгновенное облегчение. Именно этот заинтересованный голос велел ему искать землю, рассказывал о деревянном коне. Голос безымянного бога с лукавым лицом, того самого, что показал ему фигуру шахматной королевы. Это бог, который шлет ему ответы. Если он сумеет их понять.
– Да, – говорит голос, – ты увидишь то, что тебе нужно знать. Но не то, что ты думаешь. Ты всегда спрашиваешь – что? И как? А я покажу тебе – почему. И кто.
И мгновенно Шеф оказывается на вершине, он так высоко, что ему виден весь мир: поднимаются столбы пыли, маршируют армии, точно так, как он видел в день смерти короля Эдмунда. И снова он чувствует, что если сфокусирует зрение, сможет увидеть все, что захочет: слова на губах франкского полководца, место, где скрывается сейчас Альфред, живой или мертвый. Шеф с беспокойством оглядывается, стараясь сориентироваться, увидеть именно то, что нужно.
Что-то отворачивает его голову от панорамы внизу, заставляет смотреть далеко-далеко, в удаление от реального мира во времени и пространстве.
И видит он человека, идущего по горной дороге, человека со смуглым, живым, озорным лицом, лицом неведомого бога из снов. Этот человек, думает Шеф, погружаясь в видение, имеет не одну кожу.
Человек, если это человек, подходит к хижине, в сущности лачуге, бедному жилищу из веток и коры, скрепленных глиной и утепленных травой. Так жили люди в старину, думает Шеф. Теперь они умеют много больше. Но кто их научил?
У хижины мужчина и женщина прекращают работать и смотрят на пришельца: странная пара, оба согнуты постоянной работой, приземистые и коренастые, кривоногие, с короткими пальцами.
– Их зовут Ай и Эдда, – слышен голос бога.
Они приветствуют пришельца, проводят его в лачугу. Предлагают еду – перегоревший овес, полный шелухи и частиц камня от ручной размолки в каменной ступе; овес смочен только козьим молоком. Пришелец не смущается таким приемом, оживленно разговаривает; когда наступает время, ложится на груду плохо обработанных шкур между хозяином и хозяйкой. Посреди ночи он поворачивается к Эдде, лежащей в своем рваном платье. Ай крепко спит, не шевелится; может, укололся о сонный шип. Человек с озорным лицом снимает с Эдды тряпки, ложится на нее, без всяких предисловий овладевает ею.
Чужестранец на следующее утро уходит, продолжает свой путь. А Эдда полнеет, разбухает, стонет, рожает детей, таких же коренастых и некрасивых, как сама, но более деятельных и изобретательных. Они возят навоз, приносят хворост, растят свиней, разбивают комья земли мотыгами. От них происходят троллы, слышит Шеф. Когда-то я тоже был троллом. Но теперь я не тролл.
Путник продолжает идти, идет резво, поднимается в горы. На следующий вечер подходит к дому, крепко сколоченному, с обеих сторон топором прорублены борозды, с одной стороны окно с прочными ставнями, снаружи уборная над глубоким ущельем. И снова пара прерывает работу, когда подходит незнакомец: сильная крепкая пара, с румяными лицами, с толстыми шеями: мужчина лысый, с подстриженной бородой, женщина с круглым лицом и длинными руками, такая легко переносит тяжести. На ней длинное коричневое платье, но рядом на случай прохладного вечера приготовлена шерстяная накидка. И бронзовые заколки для нее. На мужчине просторные брюки, как у воина с флота викингов, кожаная куртка для красоты на поясе и на руках нарезана полосами. Так живут люди сейчас, думает Шеф.
– Их зовут Афи и Амма, – произносит голос.
Они тоже приглашают незнакомца в дом, предлагают еду: тарелки с хлебом и ломтями жареной свинины, предварительно засоленной, растопленный жир пропитывает хлеб. Пища для людей, много и тяжело работающих, для сильных людей. Потом ложатся спать, все трое на соломенный матрац с шерстяными одеялами. Афи храпит, он спит крепко. Незнакомец поворачивается к Амме, на которой только просторная ночная рубашка, шепчет что-то ей на ухо, овладевает ею так же быстро и энергично.
Снова незнакомец пускается в путь, а Амма полнеет, с молчаливым стоицизмом рожает детей, таких же сильных и хорошо сложенных, как сама, но, может, более умных, готовых пользоваться новшествами. Ее дети приручают быков, строят бревенчатые амбары, работают молотом и плугом, плетут рыбацкие сети, выходят в море. Шеф знает, что от них происходят карлы. Когда-то я тоже был карлом. Но и это время ушло.
Путник идет дальше, на этот раз он оказывается на обширной равнине. Подходит к дому в стороне от дороги, вокруг изгородь из бревен. В доме несколько комнат, одна спальня, другая столовая, есть помещение для животных, все с окнами или широкими дверями. На резной скамье у дома сидят мужчина и женщина, они приглашают к себе путника, предлагают ему воду из глубокого колодца. Красивая пара, с длинными лицами, широкими лбами, с мягкой кожей, не загрубевшей от работы. Когда мужчина встает, чтобы приветствовать пришельца, он оказывается выше его на полголовы. Плечи у него широкие, спина прямая, пальцы сильные от натягивания тетивы лука.
– Это Фатир и Мотир, – произносит голос бога.
Они вводят гостя в дом, пол устелен приятно пахнущим тростником, сажают его за стол, приносят воду в чаше, чтобы он вымыл руки, подают жареную дичь, масло и кровяные сосиски. После еды женщина прядет, мужчина сидит в кресле и беседует с гостем.
Когда наступает ночь, хозяева, словно во сне, ведут гостя к широкой кровати с перьевой периной, с деревянными подголовными валиками, кладут его между собой. Фатир сразу засыпает. Гость поворачивается к хозяйке, обрабатывает ее, как жеребец или бык, как и предыдущих двух.
Гость уходит, а женщина полнеет, из ее чрева рождается раса ярлов, бойцов. Они плывут в фьордах, укрощают лошадей, куют металл, окрашивают кровью мечи и кормят воронов на полях битв. Так люди хотят жить сейчас, думает Шеф. Или кто-то хочет, чтобы они так жили...
Но это не может быть концом: от Аи к Афи и Фатиру; от Эдды к Амме и к Мотир. А как же их сыновья и дочери, как праправнуки? От тролла к карлу и от карла к ярлу. Я теперь ярл. Но что после ярла? Как назовут