висевшего на стуле. В аппарате послышался незнакомый мужской голос. Спрашивали Кораль Арсе. Первым делом Хулио подумал, что этот звонок может быть так или иначе связан с Карлосом.
«Вполне возможно, что звонит его адвокат», — прикинул он и приготовился к неприятному разговору.
— Кораль Арсе? А кто ее спрашивает?
— Видите ли, меня зовут Рамон Вальс. Я председатель жюри, присуждающего премию Хуана Гриса.[22]
— Простите?
— Премия Хуана Гриса, присуждаемая Центром современного искусства. Мы только что вскрыли конверт с данными об авторе картины, названной «Огни». В нем указано упомянутое имя и этот номер телефона.
Несколько секунд Хулио переваривал услышанное. Да, все сходилось. Он действительно послал спасенную из помойки картину Кораль на этот конкурс. Омедас сделал это, повинуясь минутному порыву, и, даже не особо задумываясь, написал в графе «название» первое слово, пришедшее ему на ум.
Естественно, ни по поводу названия, ни по самому факту отправки картины на конкурс он не советовался с Кораль. Она ни за что не согласилась бы на это и, более того, вполне возможно, восприняла бы такое предложение как закамуфлированную издевку, если не явное оскорбление. Вот почему Хулио на всякий случай указал в качестве контактного свой мобильный телефон, не желая, чтобы устроители по какой бы то ни было причине беспокоили Кораль. По правде говоря, Омедас отправил картину почтовой посылкой и едва ли не на следующий же день начисто забыл об этом.
— Да-да, все правильно. К сожалению, Кораль сейчас не может подойти. А что, ее картина вышла в финал?
— Не совсем так. Она получила первую премию.
Эта новость ошеломила Хулио.
«Не может такого быть! Неужели правда? Это ведь очень престижный конкурс».
— Она очень-очень обрадуется, — сказал он в трубку сдавленным от восторга голосом.
— Должен признаться, что мы открыли конверт и немало удивились. Дело в том, что имя художницы, указанное в анкете, оказалось нам совершенно незнакомым.
«Еще бы, — подумал Хулио. — Откуда вам ее знать. Она же никогда нигде не выставлялась и не участвовала ни в каких художественных тусовках».
— Да, она и в самом деле мало выставляет свои работы, — сказал он, просто чтобы заполнить паузу в разговоре. — Но уверяю вас, Кораль работает много и упорно.
— Мне остается только надеяться, что полученная премия станет для нее трамплином, позволит сделать качественный скачок как в творчестве, так и в признании у публики и критики.
После этого собеседник оставил Хулио номер телефона, по которому Кораль должна была позвонить и подтвердить свое участие в церемонии вручения призов на торжественном приеме, который устраивался в гала-зале мадридского казино. Хулио заверил председателя жюри, что передаст всю информацию по назначению в самое ближайшее время.
Он предпочел взять на себя эту приятную миссию, не стал давать организаторам телефонный номер Кораль, потому что не был уверен в том, что она адекватно отреагирует на известие о своей победе в конкурсе, в котором вовсе не собиралась принимать участие. Нет, к этой новости ее следовало осторожно подготовить. Ужин в ресторане, назначенный на этот вечер, подходил для этой цели как нельзя лучше.
На свидание он пришел взволнованный, как студент на экзамен, к которому не успел толком подготовиться. Больше всего Хулио боялся, что Кораль сразу же заметит, как он что-то скрывает от нее. Она уже ждала его за столиком в глубине зала. Стоило Омедасу увидеть ее, поймать взгляд и улыбку, как ему сразу же стало легче. Большую часть напряжения как рукой сняло.
— Нико и Диана у моей мамы. Так что весь вечер в нашем распоряжении!
— Как Нико?
— Его просто не узнать. Кстати, все это только благодаря тебе. Он мне все уши прожужжал со своим турниром. Для него это сейчас главное дело жизни! Еще две недели впереди, а сын уже ни о чем другом и думать не может. Готовится дни и ночи! Я даже волноваться стала, глядя на него!
Хулио было видно, что Кораль пребывала в отличном настроении. При этом главная хорошая новость еще только ждала ее.
— Давай поговорим о живописи, — совершенно неожиданно предложил он. — Я тут вспомнил картину, которую ты мне подарила. Впрочем, если выражаться точнее, я просто присвоил ее себе, потому что ты собралась выбросить холст на помойку.
Он собирался тотчас же обрадовать Кораль новостями о победе на конкурсе, но она даже не дала ему договорить:
— Да забудь ты про эту мазню! Нашел о чем вспоминать! Я тебе таких сколько угодно намалюю, даже лучше. Нет, я серьезно! Мне действительно хочется снова заняться живописью.
— Позволю себе не согласиться с этим мнением, — сказал Хулио, выждал, когда недовольство на лице Кораль сменится выражением удивления, и пояснил свои слова: — Я имею в виду твою оценку этой картины. Не понимаю, почему ты себя недооцениваешь, отзываешься о своей работе столь строго.
— Это еще что такое? — со смехом воскликнула Кораль. — Вечерний сеанс психоанализа?
Официант принес заказ. За салатом из авокадо и холодным гаспачо Хулио поведал Кораль, что взял на себя смелость послать ее картину на конкурс Хуана Гриса, разумеется — от ее имени. Новость о победе он решил приберечь если не до десерта в прямом смысле слова, то по крайней мере на сладкое в переносном.
Кораль явно не оценила благородного порыва Хулио. Было похоже, что она восприняла его рассказ как дурную шутку. На всякий случай женщина попросила его повторить то, что он только что сказал. Хулио выполнил ее просьбу и понял, что со второго раза эта история понравилась Кораль еще меньше.
— Да по какому праву ты решаешь за меня, какие картины показывать людям, а какие выбрасывать на помойку? Я, может быть, не хочу, чтобы всякая мазня ассоциировалась у посторонних людей с моим именем!
Она явно не на шутку рассердилась, смотрела на Хулио уже не как на близкого человека. Такими взглядами одаривают лишь пришельцев из иного, враждебного мира.
— Я просто подумал, что ты в этом случае ничего не потеряешь, но сможешь что-то приобрести, — попытался оправдаться Омедас.
Ледяной взгляд Кораль стер с лица Хулио даже подобие улыбки.
Едва не царапая ногтями стол, она сказала:
— Какого черта ты вообще полез в эту помойку? Если я что-то выбросила, значит, так тому и быть. Это моя вещь, и я сама решу, где ей находиться — у меня дома или на свалке. Твою мать, неужели так трудно вбить себе это в голову?
Омедас беспокойно заерзал на стуле, словно вдруг почувствовал острую кнопку, неожиданно вынырнувшую из глубины сиденья. В первый раз за все время знакомства Кораль ругалась при нем нецензурно, и вообще прежде любые ее злые слова никогда не были адресованы именно ему.
Впрочем, такая реакция не обескуражила его. Одаренная и темпераментная художница имеет полное право, быть может, на несколько излишне эмоциональную оценку вторжения в ее, скажем так, творческую мастерскую, пусть и со стороны близкого человека.
— Я прекрасно это понимаю и точно так же думал, когда взял на себя смелость послать твою картину на конкурс. Ты, кстати, тоже могла бы уразуметь, что если я решил вытащить картину из помойки, то, наверное, потому, что она показалась мне чем-то большим, чем просто творческой неудачей или пробой кисти после долгого перерыва. Я, конечно, не вхожу в состав жюри конкурса. Лишь раз, как ты помнишь, мне пришлось сделать вид, что я принадлежу к кругу вершителей юных судеб, ради того, чтобы поближе познакомиться с тобой. Но мое художественное чутье подсказывает, что эта картина заслуживает как минимум участия в финале любого художественного конкурса.
— Тоже мне, охотник за талантами нашелся! Пойми ты наконец, что вся твоя самодеятельность ни в коей мере не поможет мне быстрее взяться за кисти и уж тем более тому, чтобы я стала писать лучше, чем могу.
