выиграть эту партию.
Хулио было отлично знакомо это состояние — мощный выброс адреналина. Он не без удовольствия украдкой подсматривал за юным шахматистом, увлеченно выстраивавшим партию.
Разница в возрасте и опыте сказывалась во всем, даже в том, как каждый из них нажимал на кнопку часов. Нико делал это резко, хлопал по флажку всей ладонью. Он явно боялся потерять хотя бы сотую долю секунды своего времени. Омедас же энергично нажимал на кнопку подушечкой указательного пальца, не пытаясь лихорадочно выгадать мгновение-другое.
Вскоре в центре доски стало посвободнее, и можно было начать интересную комбинационную игру. Для этого игроки пошли на размен фигур. С каждой стороны полегло по три пешки, а слон был пожертвован в обмен на коня.
Хулио позволил Нико получить небольшое позиционное преимущество на ферзевом фланге. Более того, он оставил открытой главную диагональ, которую мгновенно занял белый слон — гордый и уверенный в своей непобедимости, как бык, выпущенный на арену для корриды, разъяренный, бьющий копытом и не замечающий копья, нацелившегося ему в бок.
Хулио старательно прятал улыбку, наблюдая за тем, как противник делал даже не неудачные, а просто по-детски неразумные ходы. Комбинации сменяли одна другую в совершенно предсказуемом порядке и с заранее известным результатом.
Для начала Хулио неожиданно поставил коня на такое поле, с которого тот фактически перекрывал дерзкому белому слону оперативный простор. Нико на мгновение призадумался, но не посчитал это предупреждение достойным внимания. Невзирая на то, что часть его сил была скована обороной противника, он бросил в атаку свой главный резерв. Белый ферзь занял, как казалось Нико, стратегически важную клетку, с которой угрожал одновременно ладье и коню черных. Судя по выражению его лица, он считал, что сделал просто отличный ход, который должен был серьезно повлиять на всю обстановку на доске.
Ответный ход Хулио продемонстрировал, что он заранее подготовился к атаке и продумал весьма эффективное средство защиты. Всего один ход черных — и белому ферзю пришлось отойти на исходную позицию, спасая собственную шкуру. Армия белых рассталась с одним из своих слонов, ставшим жертвой безрассудства собственного командования.
Нико в первый раз с начала партии всерьез заподозрил, что на доске происходило что-то неладное. Он-то рассчитывал устроить сопернику кровавую бойню, а выяснилось, что в этой мясорубке перемалывались его собственные силы. Перевес черных становился все более значительным.
В какой-то момент взгляды соперников встретились, и Хулио вежливо улыбнулся Николасу. Тот только поджал губы, отвел взгляд и, начиная со следующего хода, повел новое наступление на боевые порядки противника. Мальчишка вывел на оперативный простор свои ладьи и стал атаковать ими по всему фронту.
Нико никак не мог взять в толк, почему соперник с такой легкостью парировал все его маневры, почему ему удавалось столь малыми силами организовать такой надежный рубеж обороны вокруг своего короля, почему он так проницательно обнаруживал слабые места в боевых порядках армии противника, редеющей на глазах.
Нико разозлился и не на шутку обеспокоился. Он явно нервничал, швырял на стол съеденные фигуры и колотил по кнопке часов что было сил. Происходящее на доске выводило его из себя.
В итоге Хулио остался со слоном и пешкой против одинокого короля Николаса. В его распоряжении оставалась одна минута, и он решил перевести заканчивающуюся партию из спортивного разряда в учебный.
— Ну а теперь, после того, как ты всячески старался подловить меня на своих хитрых маневрах, я могу научить тебя, как поставить мат буквально в два хода, имея в распоряжении лишь коня и слона. Поверь мне, это задача не из легких.
Он заменил пешку, дошедшую до последней линии, на коня, и действительно буквально через ход поставил белым мат.
Нико не верил своим глазам. Как же так могло получиться? Он явно недооценил противника. Но ведь этого… этого просто не может быть! В порыве ярости он сбросил доску со стола. Фигуры разлетелись по всей комнате.
Хулио удивленно посмотрел на него.
Николаса просто трясло. Чтобы скрыть эту дрожь, он крепко сжал челюсти и напряг все лицевые мышцы. При этом мальчик смотрел в глаза психологу, не отводя взгляда.
— Скажи, Нико, ты так сердишься из-за того, что проиграл партию, или по какой-то другой причине?
— Слышишь ты, псих, я требую реванша.
— Игра окончена.
— Немедленно!
Хулио наклонился над столом, посмотрел в глаза мальчику и сказал:
— Нико, я тебе не враг и даже не соперник на соревнованиях. Не нужно на меня сердиться за то, что мне удалось выиграть у тебя эту партию. В конце концов, почему для тебя так важно обязательно победить? Или спрошу по-другому. Почему тебе принципиально важно не проиграть?
— Слушай, ты меня разозлил, причем всерьез. Я хочу отыграться.
В этот момент на пороге комнаты появились Карлос и его супруга Кораль, привлеченные шумом упавшей доски. Увидев эту женщину, Хулио побледнел как полотно. У него закружилась голова, как если бы пол под ним разошелся. Он будто стоял на узеньком карнизе над многометровым провалом. Сосуды в его висках могли вот-вот разорваться от бешено пульсирующей крови. Кораль также явно была взволнована этой встречей. Карлос, похоже, ничего не заметил, потому что его внимание было привлечено к шахматным фигурам, разбросанным по всему полу.
— Эй, ребята, что тут у вас происходит?
Николас Альберт ничего не ответил. Он внимательно наблюдал за тем, как смотрели друг на друга его мать и Хулио. Кораль потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Даже когда она оглядела комнату и предложила сыну привести все в порядок, неровный, срывающийся голос выдавал ее волнение.
Карлос обратил внимание на неловкое молчание, воцарившееся в комнате, и списал его на то, что сам забыл представить психологу свою жену. Он поспешил исправить эту ошибку. Гость и Кораль пожали друг другу руки. При этом каждый вытянул ладонь далеко вперед, словно они оба боялись подойти ближе. На мгновение в комнате Нико снова стало так тихо, что щелчок флажка, упавшего на часах по истечении времени, отведенного на партию, прозвучал громко и грозно — как лязг затвора.
Раздвижную дверь, отделяющую столовую от террасы, он благоразумно оставил приоткрытой. Теперь мальчик мог незаметно наблюдать за взрослыми и слушать их разговоры.
Отец и Хулио сидели в бамбуковых плетеных креслах за овальным столом, на котором Арасели сервировала аперитив и подходящие к случаю бокалы, а Кораль заняла место чуть поодаль. Она заметно нервничала, постоянно курила и всячески боялась встречаться взглядом с гостем.
Нико подглядывал за взрослыми из-за плотной шторы, фактически дублировавшей тяжелую стеклянную дверь. Он немало удивился тому, что мать практически не участвовала в разговоре отца с психологом, хотя речь шла не о ком-нибудь, а о ее сыне. Неприятным сюрпризом для мальчишки стали слова отца, который сослался на рассуждения психолога и высказал Кораль предположение, что Аргос мог погибнуть вовсе не в результате неудачного стечения обстоятельств. Даже эта новость не заставила мать встряхнуться и принять более активное участие в столь важном разговоре.
«Кто же такой этот психолог? Что он за человек? Судя по манере одеваться, весьма потертым джинсам и простой рубашке с закатанными рукавами, он явно не живет в нашем квартале и не принадлежит к кругу типичных друзей отца. Ведь те никогда не снимают свои безупречно отутюженные костюмы и яркие галстуки с замысловатым узором. Приехал этот Хулио на маленькой дешевой машине, чисто вымытом белом „ниссане микро“, и припарковал свой автомобиль прямо напротив нашего дома. Интересно, — размышлял про себя Нико. — С психологами мне встречаться еще не приходилось».