баррикад. Я понимаю ваши чувства. И мне тоже жаль старика. Черт возьми, насколько я знаю, моя прапрабабка тоже была индианкой.
'О боже! Ты понимаешь индейцев, неужели? Эта пресловутая прапрабабка была не иначе как принцессой Чероки! Так всегда оказывается. Будь у тебя время, ты бы поведал мне, как тяжко скорбишь о судьбе бедных индейцев, и поклялся бы на Библии, что готов принести себя в жертву, чтобы искупить вину твоих предков перед краснокожими... но в самой глубине души ты сознаешь тем не менее, что чуточку лучше меня – не так ли? – и ты думаешь... Проклятье, – мысленно оборвал он себя. – Незачем испускать воинский клич Тсоси!'
Вискерс уже перестал сверлить его взором, но счел нужным, однако, добавить:
– Нам надо теперь все выяснить до конца – позже у нас, возможно, не будет времени, чтобы разбираться, кто есть кто. Обычно у нас в бюро не принято играть мускулами – мы просто вежливо просим содействия и, как правило, нам его оказывают, но если вы хотите начать качать права, то лучше поставьте меня в известность прямо сейчас.
– И тогда воспользуетесь своим положением?
– Патрульный, я представляю правительство Соединенных Штатов.
Вашмен лишь хрипло засмеялся ему в лицо:
– Я не ваш воин, Великий Белый Отец.
– Я не это имел в виду, и вы прекрасно знаете, о чем речь.
Вашмен резко повернулся и, стоя вполоборота к Вискерсу, попытался унять внезапно вспыхнувший гнев. Никогда прежде он не чувствовал ничего подобного – почему же сейчас?..
'Джаспер, – подумал он. – Джаспер и этот дурацкий разговор по телефону с холодной блондинкой – невесткой Лайзы'.
Этого оказалось достаточно, чтобы превратить Дядюшку Томагавка в свирепого краснокожего воителя.
Как говорится, самое время.
Вашмен заставил себя произнести:
– Если выяснится, что я был не прав, я извинюсь.
Но он так и не повернулся лицом к Вискерсу, и тому пришлось в конце концов сделать несколько шагов, чтобы заглянуть Вашмену в лицо, его ботинки при этом поскрипывали. Вискерс дотронулся до груди Вашмена указательным пальцем:
– Это моя партия, патрульный. Не ваша... – Он развернулся и зашагал прочь.
Отойдя ярдов на тридцать, Вискерс нагнулся и начал осматривать землю. В меркнущем свете фэбээровца почти не было видно. Он медленно двигался вперед, похожий на краба. Ветер стих, и в воздухе повисла такая гнетущая тишина, что даже скрип ботинок Вискерса, казалось, был придавлен ею к земле. Зазубренные отроги гор смутно вырисовывались вдалеке, как разбитые бастионы на покинутом поле битвы. Запах пыли и снега щекотал ноздри Вашмена.
Бак Стивенс подошел ближе и, отвернув лицо от Вискерса, заговорил, стараясь произносить слова так, чтобы их расслышать мог только Вашмен:
– У тебя такой взгляд, что стоит лишь поднести спичку к твоему лицу, как оно тут же вспыхнет. Послушай, чем он тебе не угодил?
– Может, я погорячился, – ответил Вашмен, но вдруг понял, что тут было и кое-что еще. – И мне надо было вбить ему в голову одну вещь, – добавил он.
– Какую именно?
– Мы не можем позволить ему думать и дальше, что он в состоянии накрыть грабителей лишь с помощью рации, вертолетов и специалистов из криминальной лаборатории.
– Я что-то не понимаю. На мой взгляд, он производит хорошее впечатление.
– Очень многие выглядят хорошими, пока не познакомишься с ними поближе. После этого некоторые так и остаются хорошими, а прочие – нет. Наш из категории 'прочих'. Он строит замки из песка, Бак.
Ну как можно объяснить такие вещи стажеру? Этот Вискерс работает на агентство, где достаточно сделать грамматическую ошибку в отчете, чтобы нажить себе неприятностей. Они все там книжники и буквоеды. Таковы правила, установленные в Вашингтоне, и никому не дозволено думать самостоятельно. Они больше заботятся о том, чтобы соблюдать заведенный порядок действий, нежели о том, чтобы исполнить работу, ибо самое важное – суметь показать в своем отчете, что ты все сделал, как положено.
И именно здесь, в горных штатах, попадаются их самые худшие представители. Потому что, когда агент садится в лужу, его отправляют работать в отделение где-нибудь в глуши. У них это называется 'отправить в Оклахома-Сити', но Оклахома-Сити – сущий рай по сравнению с Финиксом.
Вот и выходит, что этот Вискерс здорово на чем-то обжег свои пальчики и рыльце у него в пуху. Вот что, оказывается, все время исподволь присутствовало в мыслях Вашмена и лишь теперь всплыло на поверхность. Выходит, Вискерс рвется обелить себя в глазах начальства и для этого попытается поднять на ноги полицию и привлечь на помощь всю технику в трех штатах, хотя надвигающийся снежный буран наверняка загонит людей в укрытия. Тогда преступники запросто смогут проскользнуть в бреши этой якобы густой сети розыска, но Вискерс не принимает это в расчет, ибо не привык думать подобным образом: он нервничает от сознания собственной значимости и жажды искупить прежние грехи. Ему не до того, чтобы оценивать и использовать обстоятельства. Он лучше будет стрелять из пушки по воробьям в расчете вернуть благосклонность Вашингтона. А если воробьи улетят целехонькими, Вискерс, по крайней мере, сумеет доказать, что действовал строго по правилам.
Но сейчас не было времени разглагольствовать на эту тему. Поэтому Вашмен сказал только:
– У нас, индейцев, есть название для таких, как он. Мы называем их 'паршивая овца'.
Вискерс отправился к джипу и опять взялся за передатчик. Вашмен подошел к дальней дверце, открыл ее и начал копаться в машине, выбирая нужные вещи. Он мог слышать, как Вискерс говорит в микрофон:
– На карте я вижу штаб-квартиру заповедника и три ранчо в радиусе пятнадцати – двадцати миль отсюда. Обеспечьте доставку туда людей и прикажите им ждать распоряжений по рации. Пусть самолеты остаются в воздухе сколько смогут... к востоку отсюда еще есть немного чистого неба... Так и делают? Это прекрасно! Ладно, мы будем здесь до получения известий: едва ли беглецы ушли слишком далеко.
Теперь стало слышно: буран начал двигаться. Здесь в воздухе еще висела гнетуще-зловещая тишина, но с запада уже накатывался гул, похожий на глухое рычание.
Бак Стивенс обогнул джип. Его сапоги хрустели по гравию, и этот звук казался очень громким.
– Что за дела? – поинтересовался он.
– Пора в путь. – Вашмен вручил ему рюкзак и сильный электрический фонарик, а сам же взвалил на плечи тяжелую аккумуляторную батарею для подзарядки и питания прибора ночного видения и взял ружье с оптическим прицелом.
Вискерс возник в поле зрения, и его глаза обратились на Стивенса и Вашмена. Сделав над собой усилие, он вежливо осведомился:
– Кажется, вы куда-то собрались?
– Сидите здесь и ждите, коли вам угодно. Мы отправляемся на поиски, – отрезал Вашмен.
– Нет. Вы нужны мне здесь. – Челюсть Вискерса начала выпячиваться. – Что тут по-вашему – каждый сам себе хозяин? Если поступит вызов, нам придется действовать, и действовать быстро, а главное – всем вместе. Глупо разделяться, когда мы и так в меньшинстве.
– К вам уже выступили подкрепления. Вы не останетесь надолго в одиночестве. Самое большее – пару часов, но эта пара часов в дополнение к той форе, которую преступники получили на старте, даст им возможность уйти далеко, если мы ничего не предпримем.
Голос Вискерса звучал очень холодно:
– По моему приказу подняты в воздух две дюжины самолетов. Выставлено одиннадцать дорожных постов. Люди направлены на все ранчо в пределах расстояния, которое преступники реально могли преодолеть пешком. Когда разразится буря, беглецам придется искать укрытие, и здесь-то их и схватят. Но когда это случится, нам надо будет немедленно ехать туда, и у меня не останется времени искать вас в этой чертовой глуши.
