иначе начальство потеряло бы к нему доверие, вне зависимости от результата его действий. Очевидно, Вискерс, поразмыслив, решил, что, как ни малы шансы Вашмена на успех, все же ничего другого ему не остается.
У офицеров полиции ФБР давно было притчей во языцех из-за обыкновения присваивать чужие лавры, но сейчас Вискерсом руководило не это, а нечто более существенное: желание выжить. У него еще раньше как-то раз вышел прокол, его выбросили на периферию, и теперь, без сомнения, за ним следили – еще один ляп, и его почти наверняка отправят в отставку. Бюро славилось тем, что ошибок не прощало. Посему, чтобы удержаться на работе, Вискерсу в этом деле любой ценой нужен был успех. Потому-то он перебарщивал, пытаясь мобилизовать столько людей и техники, сколько хватило бы на ведение небольшой войны. Но опору под названием 'Национальная гвардия' вышибли у него из-под ног, и теперь до Вискерса, видимо, дошло, что, если Вашмен не прижмет бандитов, есть все шансы, что поймать их так и не удастся. Пророчество Вашмена, что 'зеленые береты' удерут, оставив Вискерсу труп миссис Лэнсфорд, звучало в ушах Вискерса, как трубный глас, и потому Вискерс наконец перестал твердить банальности из учебников и встал на сторону тех, у кого оставались в этой игре хоть какие-то шансы. Прицел был дальний, но приходилось либо зря жечь порох, либо стрелять.
Вашмен не собирался возражать и отказываться от лишней пары глаз и руки с пистолетом.
Индеец зажал в зубах спичку и подошел к бамперу грузовика Вискерса. Поднял капот, нащупал распределитель зажигания, открыл его и вынул ротор. Потом проделал то же со своим тягачом, закрыл оба капота и пошел к лошади, запихивая роторы в карман. Они легли на небольшой, обшитый бархатом футляр, в котором лежало кольцо Лайзы.
Вашмен прыгнул в седло, одновременно подобрав поводья, и вынул изо рта спичку.
– Зачем тебе эта куча дров? – поинтересовался Вискерс.
– Просто неоновой вывески поблизости нет.
– Это еще для чего?
– Чтобы не дать нашим друзьям соскучиться в одиночестве. – Вашмен спустился на лошади по склону и встал ниже древесного штабеля. – Я не хочу спалить на этом костре заодно и вас. Оба, поднимитесь выше по склону. Я догоню вас.
– Старая индейская штучка, – торжественно провозгласил Стивенс. – Ты, любитель костра и солнца, опять за старое?
– Сначала вы вывели из строя грузовики, – начал Вискерс, – а затем сооружаете костер, да такой, что его с луны заметят. Какой во всем этом смысл?
Вашмен решил все-таки объяснить, в чем дело, чтобы не засорять мозги Вискерса секретами, ибо осведомленный агент полезнее, чем неосведомленный.
– Я ставлю на то, что буран застигнет их прежде, чем они доберутся до вершины. Когда они вдоволь хватят лиха, то вспомнят, что видели грузовики внизу и нас, отъезжающих от машин. И тогда они начнут подумывать, а не сделать ли крюк: может, удастся обойти нас и первыми добраться до грузовиков.
– И вы посылаете им приглашение.
– Вроде того. – Вашмен подождал, пока двое всадников скроются в дубраве. Когда они проехали две сотни ярдов и почти пропали в ночи, он сжал бока лошади коленями, крепко стиснул в левой руке поводья, сказал несколько успокаивающих слов лошади и чиркнул спичкой о стальную луку седла.
Спичка с треском вспыхнула, и Вашмен швырнул ее в узенький ручеек бензина, стекавшего по склону.
Спичка упала с шипением, и жидкость занялась бледным желто-голубым пламенем, которое мгновенно взбежало по склону внутрь штабеля дров. Раздался оглушительный треск, и Вашмен закрыл один глаз, а другой прищурил, чтобы спасти глаза от слепоты, наступающей при переходе от тьмы к яркому свету. Лошадь шарахнулась, заржала в страхе, встала на дыбы и пустилась вскачь.
Вашмен сумел удержаться в седле. Вцепившись одной рукой в луку, а другой натягивая поводья, он наконец добился того, что лошадь слегка успокоилась, по крайней мере, начала слушаться седока. Он заставил ее перейти с панического бега на галоп, а затем и на рысь, и направил ее в дубраву, где ветки больно хлестали его по ногам.
Когда лошадь пошла шагом, Вашмен увидел остальных. Позади них горел огромный костер, четко высвечивая контуры обоих грузовиков. Даже на таком расстоянии индеец чувствовал спиной жар и видел, как тень его пляшет среди деревьев.
Лишь на западе светилась бледная розоватая полоска, но на востоке тучи заволокли весь горизонт и небо было темным и страшным. Вашмен получше натянул шапку и направил лошадь к вершине.
Глава 6
Они проехали по пологому голому склону, припорошенному жиденьким снегом. На самом верху Уолкер повернулся в седле, чтобы кинуть взгляд назад. Он все еще видел зарево костра, тускнеющее на фоне разгоравшегося восхода.
Майор, ехавший во главе колонны, обернулся:
– Едем же... едем! Никому не отставать!
– Да я просто смотрю – преследуют ли они нас еще.
– Конечно, преследуют. Нам-то какая разница? Три захолустных копа, уткнувших носы в землю. Поехали, капитан!
Они двинулись дальше. Женщина на гнедой лошади бросила на Уолкера быстрый взгляд и отвернулась; пряди густых волос падали на лоб, помогая ей прятать глаза.
Буран тоже начал перемещаться. Уолкер чувствовал это и пытался поднять повыше ворот куртки. Самые высокие горные пики уже заволакивало чернотой прямо на глазах. Ветер начал вздымать снег, сдувая его со склона. Белая лошадь тоже ощущала перемену погоды – Уолкеру приходилось сдерживать ее.
'Все перемены лишь к худшему', – думал Уолкер. Когда ты вдруг обнаруживаешь себя верхом на лошади в преддверии бури в глуши, поневоле начинаешь мыслить прописными истинами, и первый раз ему пришло в голову, что он один из 'скверных ребят'. Он не думал плохо о себе до того момента, пока там, на ранчо, Бараклоу не остался в доме с обреченным на гибель помощником констебля. Он, Уолкер, знал о готовящемся убийстве и даже пальцем не пошевелил: вот тогда-то все и рухнуло. До тех пор даже то, в чем он принимал участие, казалось, имело к нему отношение лишь постольку-поскольку – приготовления, налет, бегство, – словно он киноактер и смотрит фильм, в котором сам снимался, где все события выдуманы сценаристом. Но теперь сознание реальности происходящего причиняло боль. Они и впрямь 'скверные ребята', а 'скверных ребят' в конце концов всегда убивают 'славные ребята'. И он убедил себя, что в этих промозглых горах ему предстоит погибнуть.
Если уж пришли мысли о собственной смерти, трудно перестать думать о ней. Уолкер живо представлял себя где-нибудь на голых камнях, истекающего кровью.
Ветер стих. Они миновали голый склон и углубились в сосновый лес. Высокие деревья заслоняли свет, зато ветер почти не ощущался, лошадь прижала уши и хрустела копытами по опавшим сосновым иглам. По спине Уолкера бежали мурашки. В сером холодном сумраке слышалось лишь звяканье уздечек и скрип седел.
В этих горах казалось, что цивилизация осталась где-то за тысячу миль и лет. Громады гор вставали впереди, а вокруг были лишь лес, валуны да осыпи. Они взобрались на гребень и сделали краткую остановку, пока майор доставал топографическую карту, сверял ориентиры, поглядывая то на нее, то на окружающую местность. Холодало, изо ртов лошадей валил пар. Воздух стал словно бы гуще, и горные пики уже не вырисовывались так четко на фоне неба. Прежней оставалась только тишина.
Майор сверился по карманному компасу, убрал его и карту и окинул всех взглядом. Восемь лошадей, пять мужчин и одна женщина. За ночь щетина на щеках майора заметно отросла.
Бараклоу покончил с очередной ментоловой сигаретой и тщательно загасил окурок.
Эдди Барт поднял вверх свое толстое, воскового цвета лицо, словно для молитвы; он пристально
