В конце концов, может, мне и повезло, что сердечные неурядицы отвлекают от других переживаний. Я любила Теда, и эта мысль вызывала у меня ужас, одновременно оставаясь практически единственной непреложной истиной, не подлежащей сомнению. Еще сильнее пугало неведение: я не знала, любит ли меня Тед или вернулся в распахнутые (уж это точно) объятия бывшей жены. Если он по-прежнему один, я все равно не могла сказать наверняка, не утратил ли он последний интерес ко мне после того, как я третировала его в течение пяти недель. И даже если удастся вернуть Теда, нам не уйти от решения серьезных вопросов, ведь я мечтала выйти за него замуж и родить ему детей, а в его ближайших намерениях, насколько мне было известно, значилось уйти на покой и вести безоблачную жизнь состоятельного холостяка. Таким образом, передо мной вставала страшно сложная задача: убедить Теда расстаться с Элис, полюбить меня и подарить мне обнесенную белым штакетником американскую мечту в виде кольца с брильянтом, дома в пригороде, двух авто и розовощеких малышей в костюмчиках из «Беби- Гэпа». Как это сделать, я совершенно не представляла. С такой миссией задумываться о гнете Неумолимого Времени было особенно некогда.
Нина сказала, что у нее есть план по возвращению Теда. С одной стороны, это уже был прогресс, но, с другой стороны, раскрывать свой замысел она не собиралась. Как я ни упрашивала, как ни умасливала Нину, та осталась непреклонной, отрезав, что если я узнаю, то лишь разнервничаюсь. Конечно, я нервничала уже от одного этого. Она сообщила только, что мы в обязательном порядке пойдем на новогодний бал телерадиосети «Голд ньюс» и что я должна выглядеть на все сто.
Я не забыла, что у меня как-никак день рождения, и, несмотря на то что следовало постепенно входить в режим экономии (поскольку остатки выходного пособия стремительно таяли и в активе у меня был лишь крохотный заработок от рисунков для веб-сайта), решила послать благоразумие к черту и подарить себе тридцать первого декабря день в салоне красоты. Для женщины день в салоне красоты – то же самое, что роман на одну ночь для мужчины – верный способ восстановить уверенность в себе (в обоих случаях, правда, поначалу присутствует некоторое смущение от того, что абсолютно незнакомый человек увидит тебя голышом). Целый день я расслабленно лежала, пока опрятные женщины в накрахмаленных халатиках разминали мои ноющие плечи, удаляли омертвевшую кожу со стоп и чистили поры на лице. Меня пропарили, вылили на мое тело тонны воды и завернули в горячие простыни. Кажется, в первый раз за миллион лет я почувствовала себя легко и свободно. Мне сделали массаж спины, и, глубоко вдыхая аромат лаванды, я сбросила все напряжение, накопившееся за последние месяцы. Я знала, что это ненадолго – стоит окунуться в реальность, где меня ждут бедность, одиночество и старость, и мои плечи снова бессильно сгорбятся, – но сейчас я была счастлива освободиться от всех неприятностей.
Выколотив из моего тела весь груз забот, меня стали приводить в божеский вид. Подстригли и уложили волосы, привели в порядок и отполировали ногти на руках и ногах и в качестве дополнительного удовольствия сделали макияж: визажистка нанесла тон, румяна и тени для век так умело, что я едва узнала Элли, которая смотрела на меня из зеркала. У нее исчезли вечные круги под глазами, а линия скул изменилась. Обычно я не очень сильно крашу глаза, но сейчас визажистка подчеркнула линию века с помощью черной подводки и наложила серые, с перламутром, тени. Получилось очень выразительно и невероятно красиво.
Я вышла из салона новой женщиной, похожей на моделей из журналов – красавиц со свежими, как утренняя роса, лицами, которые рекламируют новую серию косметики или занимают должность вице- президентов по чему-то там в модном доме «Прада», щеголяют фантастически стройны ми фигурами и сверхэлегантными туалетами. И вот пожалуйста, из меня сделали такую же конфетку, достойную занять место в их рядах – на всю эту роскошь я потратила лишь пять сотен баксов и провела один день в махровом халате. Погружаясь в темную пучину самопрезрения и зависти к недостижимо-роскошному стилю жизни, который пропагандируется со страниц глянцевых изданий, я часто задавалась вопросом: почему аудитория «Вог» в массовом порядке не выбрасывается из окон, как только в почтовых ящиках появляется свежий номер журнала?
Салон красоты находился в Джорджтауне. Я обожала этот район города и мечтала, что когда-нибудь позволю себе здесь жить. Выйдя из салона, я решила пройтись по богатым кварталам мимо причудливых одноквартирных домов в колониальном стиле и баснословно дорогих магазинов. Я поглазела на выставленные в витрине туфли, которые не осмелилась бы даже примерить, учитывая толстую пачку денег, оставленных в салоне красоты, и пошла дальше. На пути мне попался очаровательный магазинчик одежды в стиле ретро с шикарными платьями, отделанными бисером, какие носили модницы двадцатых годов прошлого века, и платьями-футлярами в стиле Джеки Кеннеди. Секунд пять я поколебалась, прочитав на вывеске, что магазин закрывается через полчаса (терпеть не могу быть последней покупательницей, которую продавцы стараются побыстрее вы толкать и запереть дверь), но потом в глаза бросился манекен, на котором было такое изумительное платье, что у меня перехватило дыхание. Я толкнула дверь и приблизилась к восхитительному произведению, желая потрогать его и убедиться, что это не мираж.
Платье было прелестное: классическое и очаровательно-изысканное; от него веяло таким романтическим духом ретро, что я легко представила его на восходящей звезде кинематографа, собравшейся на оскаровскую церемонию.
Платье было двухслойным: узкий футляр из черного шелка с низким декольте и разрезами по бокам выглядел сексуальнее любого вечернего наряда, который я когда-либо видела, а поверх него был второй слой, тоже из черного шелка, но совершенно прозрачный и расшитый черным и серебряным стеклярусом, придававшим ему таинственное мерцание.
– Мне оно тоже нравится больше других. Одно из самых красивых платьев, которые у нас продавались, – послышалось у меня над ухом. Я повернулась и увидела стройную женщину с коротко подстриженными серебристыми волосами и таким гладким лицом, что определить возраст продавщицы было невозможно. Она была очень стройная, с приятной улыбкой и во всем черном. – Мода сороковых, хотя для той эпохи платье не совсем типично. Столько женщин примеряли его, но оно почему-то никому не подошло. Если у дамы слишком пышная грудь или бедра, платье смотрится почти карикатурно. Однако у вас, кажется, подходящая фигура. Какой размер вы носите?
– Восьмой или десятый, в зависимости от одежды.
– Я бы сказала, что у вас определенно восьмой размер. После всех неприятностей, свалившихся на меня на Рождество, я почти не ела – вероятно, это отчасти уменьшило вред, который я нанесла своему организму, лопая шоколадные пирожные.
– Наверное, в последнее время я немного похудела, – заметила я.
– По-моему, оно придется вам впору. Хотите примерить? – спросила серебристоволосая женщина, и я взволнованно кивнула, словно маленькая девочка в предвкушении удовольствия покрасоваться перед зеркалом в маминых нарядах.
Через пару минут я сбросила джинсы и серый свитер. Легкое, скользящее облачко шикарного платья в стиле сороковых годов полностью преобразило меня. Нижний слой сидел как влитой, приподнимая грудь даже лучше, чем лифчик «вандербра», и делая мои формы необычайно соблазнительными. Прозрачный чехол заканчивался чуть выше колен. Спущенные рукава и подол были украшены фестонами, богато отделанными стеклярусом, и когда я покрутилась, оглядев себя со всех сторон, все сомнения отпали: это
