На щеках ее выступили красные пятна – она лихорадочно искала еще какой-нибудь способ уколоть меня. Посмотрев на лестницу, ведущую наверх, она процедила:
– Дети должны поехать со мной – уже поздно. И вообще они проводят здесь слишком много времени. Это совершенно никуда не годится… – Она взяла зонтик и, уже уходя, добавила: – Надо будет сказать об этом папаше Лангли.
Угроза расставания с детьми была самым ее грозным оружием, и она это знала. Вот почему в конечном итоге я соглашалась выбирать ей перчатки, шляпки и платья, почему я вела себя, как будто была ее лучшей подругой, и позволяла ей мною пользоваться.
– Я пошлю за ними, – сказала я.
– Да уж, пожалуйста, – она скрылась за дверью. Дети быстро спустились вниз и наспех попрощались со мной.
– А ты не поедешь с нами, мисс Эмма? – спросила Анна. – Я раскрасила карту специально для тебя…
– Завтра, дорогая моя, – ответила я ей, – сегодня у твоего дяди Кона помолвка, и мне нужно успеть домой, чтобы одеться…
Меня оборвал голос Розы, уже сидевшей в ландо:
– Дети, вы что, не слышите меня? Немедленно идите сюда!
По интонации они поняли, что она сердится, и поэтому поспешили подчиниться. В такие моменты она переставала быть для них принцессой из сказки, а становилась обычным человеком – способным раздражаться и злиться, готовым даже всыпать им по первое число за какой-нибудь незначительный проступок, в другое время вызвавший бы только улыбку. Нет, они были не дурачки, чтобы испытывать ее терпение. Я не пошла провожать их до ландо, а осталась стоять в дверях, наблюдая, как они, один за другим, набиваются туда, подгоняемые визгливыми окриками Розы. Когда они уселись, она, не оборачиваясь, дала сигнал трогаться. Служанка, что сопровождала детей ко мне в магазин, осталась одна – ей теперь предстояло возвращаться домой пешком.
Чтобы добраться до особняка Ларри в Сент-Кильде, я специально наняла кэб, который, как я рассчитывала, должен был отвезти меня и обратно. Конечно, стоило мне только заикнуться, и Лангли предоставил бы мне любой из своих экипажей, но я не собиралась этим пользоваться. В некоторых вещах мне было важно подчеркнуть свою независимость от его семьи, хотя это, безусловно, была лишь видимость.
Ларри построил себе в Сент-Кильде целый дворец, окружив его к тому же просторными лужайками и газонами, позволявшими каждому прохожему любоваться подобным размахом. Скорее всего, строительство такого дома втянуло его в долги, и даже приданое Юнис Джексон вряд ли здесь помогло, но я не сомневалась, что Ларри все подсчитал – выставление своего благополучия напоказ всегда вело только к богатству. Я слышала, как однажды он говорил, что один лишь бедняк никогда не имеет долгов, и хотя сам он еще не был настоящим богачом, но, судя по всему, к этому уже шло. Женившись на Юнис, он стал партнером ее отца, и фирма Джексона и Ларри сразу же прославилась в трех колониях, после чего начала стремительно набирать обороты. Прелестная и всегда всем довольная Юнис родила ему уже троих наследников и теперь была беременна четвертым. Подобно Джону Лангли Ларри был явно озабочен проблемой продолжения династии.
Старый Лангли как-то сказал про него:
– То, что у Розы приводит к одним лишь неприятностям, а именно – необузданный нрав, в Ларри, кажется, направлено в нужное русло. Дай-то Бог моим внукам унаследовать это.
Ларри был смел и удачлив, он без всякой боязни захватывал в свои владения агентства и магазины, на первый взгляд совсем невыгодные. Увлекая за собой Сэма Джексона, он продвигался к Новому Южному Уэльсу и в Южную Австралию и по ходу заключал все новые сделки, организовывал мелкие концерны и беспрестанно вкладывал деньги, обрастая ими, как снежный ком.
– Если Ларри проживет достаточно долго и при этом не разорится, он переплюнет самого Лангли, – говорили про него люди.
Кэб повернул к дому Ларри, утопающему в роскоши, перегруженному архитектурными украшениями, – дому, который прямо-таки кричал всему миру, что его владелец способен еще и не на такое. Везде, где только можно, были вставлены ажурные металлические решетки, даже края медной крыши были украшены затейливым кружевом из металла. Не хватало разве что павлинов, разгуливающих по стриженым газонам, странно, что Ларри не пришла в голову такая идея. Юнис приняла бы ее с восторгом, как и все, что предлагал муж.
Ларри сам вышел, чтобы открыть мне дверцу кэба; он хоть и гордился своими владениями, но на самом деле не был гордецом, к тому же был проворнее самого ловкого из своих слуг. Подавая мне руку, он поцеловал меня – этот знакомый поцелуй в щеку означал доверие и гостеприимство, вот уже много лет оказываемые мне как еще одному члену их семьи. Большего Ларри никогда себе не позволял.
– Эмми, ты выглядишь сногсшибательно! Никогда еще не видел тебя настолько… настолько элегантной!
– Это потому, что ты никогда не утруждал себя приехать взглянуть на меня за стенами магазина.
Но вообще-то он был прав – у меня никогда еще не было такого платья, как это. Оно было сшито из нежно-абрикосового шелка, фасон необычайно подчеркивал мою тонкую талию, а кринолин был таким широким, что, передвигаясь по комнате, мне приходилось все время напрягать свое внимание. Когда я шла через залу туда, где Юнис встречала гостей, он плавно колыхался при каждом моем шаге, доставляя мне удовольствие.
– Эмми, дорогуша… – сказала она нежно и подставила щеку для поцелуя.
Она была еще все та же девочка, которую я запомнила на приеме, устроенном Джоном Лангли в честь Розы. Такие же рыжие волосы, такое же платье, щедро украшенное лентами и цветами. Только фигура стала чуть тяжелее – ведь через три месяца должен был появиться ее четвертый малыш. Чтобы скрыть это, она слегка задрапировала себя длинным шарфом, конец которого развевался сзади. Впрочем, она не слишком уж старалась, так как знала, что Ларри очень гордится всем, что связано с детьми, а большего ей было и не нужно. Достаточно любви и одобрения со стороны Ларри, чтобы она счастливо и упоенно занималась детьми. У нее был спокойный и даже немного скучный нрав, но с того времени, как они поженились, Ларри и не смотрел на других женщин. Все, что ему было нужно, – это чтобы от него зависели;
