Я продолжала с величайшей осторожностью забинтовывать руку, зная, что любое неловкое движение может причинить ему боль.
– Жалко, – сказала я, – только-только затянулся прошлый порез. Утром надо показаться врачу. Он посмотрит, чтобы все было в порядке, и сделает перевязку…
– Утром я уезжаю.
– Да, я знаю… надо успеть сделать это до отъезда. Нельзя откладывать перевязку до Мельбурна.
– Ты не поняла. Я совсем уезжаю. Больше я не вернусь в Балларат.
Я обессиленно опустилась на землю. До меня немедленно дошел смысл его слов – я всегда боялась, что когда-нибудь услышу их, и тем более мне было радостно, когда предчувствие не сбывалось и Адам с Ларри приезжали вновь. Эта поездка была последней, они уже что-то говорили нам. Меня охватило смятение, которое, видимо, отразилось на моем лице.
– Эмми, не смотри на меня так! Что мне еще остается? Как я могу остаться после того, что сказал Том?
– Да какая тебе разница, что он там сказал? Неужели ты обращаешь внимание на таких, как он? Да он просто ревнует! Сбегать из-за того, что кто-то что-то сказал, – это просто трусость. Женщина бы на твоем месте осталась.
– Женщины сильнее мужчин в таких вопросах, – сказал он, – мне это давно известно. А мужчина должен или бороться до конца – или уйти.
– И ты думаешь, что, если сделаешь и то, и другое, у тебя будет больше прав называть себя мужчиной? – строго спросила я. – Ты признаешь свое поражение, если позволишь всем думать, что Том тебя выгнал. Подожди-ка!
Я вскочила на ноги и быстро принесла ему полкружки виски.
– Выпей. От этого боль не пройдет, но хоть в голове немного прояснится.
Я пододвинула табурет и села с ним рядом.
– Слава Богу, что Дэн не заметил, как я вынесла ружье…
– Ты хорошая, Эмми, – сказал он, улыбаясь.
– Я уже устала это слушать. Женщине мало быть просто хорошей – она хочет быть и еще какой- нибудь.
Понимал ли он, что творилось у меня в душе, как отчаянно боролась я с желанием просить и умолять его, чтоб он остался? Знал ли, какую боль причиняет мне, когда говорит, что не вернется сюда? Чувствовал ли, что кроется за моими нарочито скупыми фразами? Конечно, мне было приятно, что именно ко мне он пришел со своей обожженной рукой, но я не хотела быть для него просто «хорошей» и «доброй». Уж лучше бы ему было жаль расставаться со мной по другим причинам. Но другое было только для Розы. С горькой усмешкой я подумала: мужчины никогда не знают, что им нужно на самом деле…
– Ты напоминаешь мне… – начал он. Но я не дала ему договорить.
– Не надо… Мне совершенно неинтересно, кого я тебе напоминаю.
Если бы он сказал мне, что это мать или сестра, то я бы точно расплакалась.
– Почему ты уезжаешь? – сказала я. – Это глупо!
– Ты считаешь, я должен остаться и ждать, когда еще кто-нибудь обвинит меня в том, что я хочу украсть у него наследство? Ведь это ложь, Эмми! От начала и до конца – ложь. Даже если бы я хотел, все равно Джон Лангли никогда бы не допустил этого. Том правильно сказал… отец хочет, чтобы наследник был по прямой. Он очень состоятельный человек. Я был для него не больше чем кучер в его повозке. Я никогда не бывал даже у него в доме. Когда я говорил с ним, он не пустил меня дальше прилавка магазина. Как служащего. А я не хочу быть ничьим служащим, Эмми.
– Ты с ним одной фамилии.
Он пожал плечами.
– Что значит фамилия? Это ничто! Это только то, что каждый для себя придумал. Поэтому я должен ехать. У меня будет свой путь…
– Куда ты поедешь? – спросила я обреченно. – Что ты собираешься делать?
– Вернусь в море. Это единственное место, где я чувствую себя человеком. Подожду в Мельбурне, пока кто-нибудь не возьмет меня на корабль. Это не очень сложно сделать… матросов не хватает, команды постоянно сбегают за золотом…
– Матросом? – сказала я. – Ты сошел с ума! У тебя же удостоверение капитана!
– На что оно мне теперь? Все знают эту историю с «Джулией Джейсон». Если ты потопил корабль, то вряд ли кто-нибудь согласится предоставить тебе возможность повторить это. Лучшее, на что я могу рассчитывать, – это третий помощник капитана. Если не получится – пойду простым матросом.
– Куда ты поедешь? Обратно домой, В Нантукет?
Он покачал головой.
– Куда повезет меня корабль, но только не в Нантукет… – Он склонился над кружкой с виски. – Я потопил корабль, который выходил как раз из Нантукета, и не могу вернуться туда.
– Но ведь это было тысячу лет назад! Люди всегда возвращаются… у них есть семьи, и они туда возвращаются. Хуже всего, когда некуда вернуться.
– Я никогда не вернусь! – повторил он.
Что его не красило, так это его дурацкая гордость. Она будто ослепляла его, заставляя видеть все в ином свете. В приступе высокомерия он не хотел принимать ничьих советов, отталкивал протянутую ему руку
