Вскоре после возвращения этих ученых на родину разразилась война. Урановый клуб неожиданно обнаружил, что он не может получить обещанный уран, так как его забрала группа, работавшая для Управления вооружений. Еще более накаляло обстановку то, что университетские ученые считали Шумана и его группу значительно менее квалифицированными, чем были они сами. Они считали возмутительным, что таким людям, у которых наверняка ничего не получится, так много дается. Ссора, в конце концов, была прекращена соглашением о разделе материала и попыткой как-то кооперироваться путем обмена информацией.
Но существовала еще и третья группа, интересовавшаяся урановой проблемой. В Берлине жил один очень способный инженер, барон Манфред фон Арденне, имевший частную лабораторию. Он занимался проектированием и изготовлением различной аппаратуры для заводских и университетских лабораторий — электронных микроскопов, циклотронов, ускорителей и т. п. По немецким академическим понятиям фон Арденне не был физиком, но считался первоклассным экспериментатором, проектировщиком и конструктором важного лабораторного оборудования, а также удачливым бизнесменом. Ему стало известно, что в Почтовом ведомстве имеется исследовательская секция с большим нереализованным бюджетом. Министром этого ведомства был Онезорге. Встретившись с ним, фон Арденне наговорил доверчивому министру о чудесных возможностях атомной энергии и о новом взрывчатом веществе. В результате берлинская лаборатория фон Арденне сделалась филиалом исследовательской организации Почтового ведомства, а на заседании кабинета министров Онезорге доложил Гитлеру об урановой бомбе.
«Послушайте, господа, — произнес Гитлер, — в то время как вы, специалисты, ломаете головы над тем, как выиграть эту войну, является наш почтмейстер и приносит нам готовое решение!»
Хотя Гитлер, по-видимому, просто шутил, однако его реплика имела серьезные последствия: некоторое время инженер барон Манфред фон Арденне был официальным экспертом по проблемам ядерной физики при нацистском правительстве. Даже сейчас университетские физики вспоминают об этом как об одном из самых тяжких оскорблений, полученных ими от правительства. Некоторых из них это сделало даже антинацистами.
«Если бы только правительство верило настоящим ученым, а не таким людям, как фон Арденне и Шуман!»— жаловались они нам впоследствии в миссии Алсос.
Эти физики удивлялись и завидовали тому, что американские ученые имели возможность работать в тесном общении с армией Соединенных Штатов. Один знакомый мне еще с довоенного времени немецкий коллега воскликнул, когда я вошел в занятую нами его лабораторию:
«Хэлло, Гоудсмит! Я поражен, видя вас здесь, на фронте, вместе с вашими войсками! Если бы только мы, немцы, располагали таким доверием армии и таким влиянием, то… вряд ли вы были бы здесь сейчас!»
Оторванные от армии и промышленности и возглавляемые некомпетентными нацистами вроде Эзау, университетские ученые не смогли добиться серьезного успеха в решении урановой проблемы. Настоящие физики не доверяли Эзау. Они справедливо возмущались тем, что он, незнакомый с этой областью науки, стремился решать вопросы единолично. Он скорее мешал урановой проблеме, чем руководил ею. Некоторое представление о его «компетентности» можно получить из того факта, что в докладах о ходе научных работ он ставил на первое место результаты, полученные именно в его лаборатории Бюро стандартов и не имевшие ничего общего с урановыми исследованиями.
Действительным мозгом уранового проекта был Вернер Гейзенберг, на мировоззрение которого оказывали очень большое влияние его крайний национализм и фанатическая вера в значение его собственной миссии для Германии. Ему делалось много предложений занять первоклассные места в университетах Соединенных Штатов, но он неизменно отклонял их, мотивируя это всегда одним и тем же: «Германия нуждается во мне». Он был убежден в крахе нацистского могущества и считал, что тогда он более чем когда-либо будет нужен для спасения германской науки и для ее грядущего прогресса.
Как уже упоминалось, Гейзенбергу удалось убедить нацистов в том, что новейшая физика нужна для Германии и особенно для ее военных усилий. Это было большой победой, в результате которой несколько уменьшились политические помехи, однако некомпетентные лица, назначенные по политическим соображениям профессорами в университеты, продолжали оставаться на своих постах и руководить работами. Видимо, Гейзенберг отнюдь не убедил нацистское правительство, так как еще в ноябре 1944 года гестапо сделало запрос профессору фон Вейцзекеру, чтобы он, как выдающийся ученик Гейзенберга, изложил свои соображения относительно роли и значения немецкой физики и теоретической физики в частности в военных усилиях Германии.
Конечно, Гейзенберг оставался вдохновителем и душой уранового проекта Германии. Направления исследований целиком определялись им; его слово было законом. Но принципы «вождизма» непригодны для научных разработок, которые носят присущий им характер коллективизма. Прогресс в научных исследованиях зависит от развития критики, вбирает в себя опыт многих умов и учитывает различные точки зрения. Если бы Гейзенберг меньше смотрел на себя, как на лидера, а его коллеги своим отношением не поддерживали бы в нем это мнение, а относились бы к нему, как к товарищу по работе, то немецкий урановый проект продвинулся бы значительно дальше.
К началу 1942 года немецкие ученые начали понимать, что проект требует расширения масштабов. Первое, что надо было сделать, — это привлечь внимание высокопоставленных правительственных должностных лиц. Для этого ученые в феврале 1942 года решили провести научное совещание. В наших донесениях об этом совещании упоминается как о «дебюте» уранового проекта.
Совещание организовывалось совместно министром просвещения и начальником Управления вооружений. Пригласительные билеты с грифом «секретно» были разосланы высшим военным, военно- морским и правительственным деятелям — Гиммлеру и Шпееру, начальнику штаба генералу Кейтелю, главнокомандующему военно-морскими силами адмиралу Редеру, рейхсмаршалу Герингу, нацистскому партийному боссу Борману и другим.
В пригласительном билете говорилось: «Будет обсужден ряд важных исследований в области ядерной физики, выполненных секретным порядком вследствие их большой важности для обороны нашей страны».
Предмет обсуждения и имена докладчиков были весьма интересны для собрания ученых, но неспециалистам все это могло показаться скучным и, конечно, непонятным.
Совещание началось с доклада профессора Шумана «Ядерная физика как оружие» и закончилось докладом Абрахама Эзау «Расширение масштабов работ в области ядерной физики», в котором ставился вопрос о необходимости более серьезного внимания правительства и участия промышленности. Конечно, оба эти доклада были доступны пониманию армейских и флотских офицеров. Но, кроме этих докладов, было сделано еще шесть первоклассных докладов, авторы которых— Ган, Гейзенберг, Боте, Гейгер, Клузиус и Гартек — были лучшими специалистами, каждый в своей области.
Ученые хотели сделать все «как следует» и, помимо всего прочего, обещали накормить своих гостей тоже «как следует». Так как это совещание было научным, то они пришли к выводу, что на гостей произведет большее впечатление трапеза, поданная, если можно так выразиться, под «научным» соусом. В соответствии с этим меню было озаглавлено «Versuchsessen», что, вероятно, лучше всего перевести как «экспериментальный обед». Он состоял из предварительно замороженных и обогащенных витаминами различных кушаний, печеных или зажаренных на синтетических жирах. Все детали этого пиршества со всей ясностью были изложены в меню.
Доклады сулили довольно нудный день, трапеза могла спугнуть кого угодно, кроме разве ученых. Неудивительно, что крупные персоны так и не появились. Вместо этого они. прислали любезные письма с просьбами об извинении. «Вы, конечно, понимаете, — писал генерал Кейтель, — что я слишком занят в данный момент, и поэтому вынужден отказаться. Я позабочусь, чтобы меня информировали о результатах, и желаю успеха вашему совещанию». Гиммлер сообщил, что его, к сожалению, в день совещания не будет в городе. Адмирал Редер сокрушался, что не имеет возможности присутствовать лично, но обещал прислать представителя. Короче говоря, дебют оказался «пшиком». Для усиления внимания к урановому проекту он не дал ничего.
Война для Германии оказалась не такой уж победоносной, как надеялись нацисты. Поэтому в июне 1942 года Государственный совет по исследованиям из ведения Министерства просвещения был передан в непосредственное подчинение Герингу. Через полгода группа Управления вооружений вместе с ее главным
