экспериментатором Дибнером, всем оборудованием и материалами была также передана геринговской организации.
В целом эти перемены оказали благоприятное воздействие на развитие немецкого уранового проекта, так как означали какую-то унификацию, а соперничавшие до сих группы должны были теперь работать совместно. Кроме того, во главе всех этих исследований, пусть номинально, был Геринг, а это уже большая поддержка для ученых. Блестящие успехи военно-воздушных сил в области исследовательской работы, опекавшейся Герингом, рассматривались как доброе предзнаменование. Но Ментцель все еще оставался на посту административного руководителя Государственного совета по исследованиям, а Эзау продолжал командовать физикой, в том числе и ядерной. И оба они отнюдь не стали более компетентными в этих делах от того, что перешли в ведение Геринга. Эзау же питал прямо-таки неприязнь к физикам-ядерщикам.
Исследования в области урановых котлов проводились в нескольких местах. Основная работа велась в великолепно оборудованной и надежно защищенной от бомбардировок подземной лаборатории в Физическом институте кайзера Вильгельма в Берлине. Эксперименты проводились также в Лейпцигском университете и под руководством Дибнера — на армейском испытательном полигоне возле Берлина. Значительная доля работы была выполнена и в Гейдельбергском институте кайзера Вильгельма.
Но пришло время, когда продолжать работу в городах стало невозможно из-за частых бомбежек. Физико-химический институт Гана в Берлине уже подвергся нападению с воздуха. Физический же институт остался невредимым, но руководство решило эвакуировать основные лаборатории куда-нибудь в глубь страны, где вероятность бомбардировки была не столь велика. Дибнер перебрался в школьное здание в маленьком городке в Тюрингии, Гейзенберг со своей группой — в деревушку Эхинген возле замка Гогенцоллернов, где они разместились в пристройке текстильной фабрики, а «котельную» лабораторию расположили в пещере по соседству с городком Хайгерлох. И вообще в эту южную область Германии переехало много лабораторий из разных городов. Институт Гана находился возле городка Тайльфинген.
Примитивность установок и оборудования, конечно, затрудняла работу. Тем не менее ученые продолжали исследования, возлагая на них большие надежды.
В Гамбурге Гартек ведал в основном всеми работами по получению тяжелой воды и отделению изотопа уран-235. Предполагалось осуществить разделение изотопов с помощью небольшой центрифуги. Все это оборудование также пришлось перебазировать, и к концу войны оно оказалось в маленьком городишке Целле возле Ганновера.
Лишь к началу 1944 года при тайной поддержке министра вооружения и боеприпасов Шпеера ученым удалось избавиться от Эзау, которого назначили руководить исследованиями в области радиосвязи и радаров. Министерство Шпеера также проявило интерес к урановой проблеме. Ему принадлежало последнее слово в отношении всяких привилегий, без него невозможно было получить нужные материалы. Поддержка Шпеера была существенной для проекта; он придал некоторым его направлениям, в частности производству металлического урана концерном «Ауэр», значение первоочередной важности.
На смену Эзау пришел настоящий первоклассный физик Вальтер Герлах из Мюнхенского университета. Способный экспериментатор, Герлах обладал также достаточным опытом ведения дел с правительством, военными, а также со всякими «примадоннами» научного мира. Он был приемлем для всех; даже составители гестаповских докладов были к нему благосклонны, несмотря на прежние столкновения. Он много делал для того, чтобы внести дух единства в работу различных групп, сотрудники которых так сильно конкурировали друг с. другом.
Герлах с неохотой, но взялся за эту работу и лишь потому, что считал это своим патриотическим долгом. Одному из своих друзей, который сказал ему, что война уже проиграна Германией, он ответил: «Мы обязаны сохранить то, что имеем, и дать нашим физикам возможность продолжать работу в лабораториях и университетах. Мы должны дать им наилучшее оборудование и инструментарий и, кроме того, сохранить как можно больше людей и материалов на то время, которое наступит после поражения. Именно это я считаю своей задачей, своим долгом».
Он спасал физиков от военной службы и даже от призыва в ополчение («Фольксштурм»), которое, как предполагалось, должно было стоять насмерть.
Несмотря на административные перестройки и возросшее внимание к урановому проекту, он все-таки оставался сравнительно небольшим по масштабам. Общее количество ученых, занятых в проекте и в разработке тесно примыкавших к нему проблем, не достигало даже сотни. В лабораториях недоставало оборудования, необходимого для проведения важнейших предварительных и основных измерений. Ученые, например, в своих докладах жаловались, что в Германии не было циклотрона, в то время как в Соединенных Штатах Америки их было уже много. Свои опыты они вынуждены были проводить в Париже на циклотроне Жолио. Правда, в Германии в стадии проектирования или строительства находилось шесть ускорителей, но к концу войны удалось ввести в эксплуатацию только один — в Гейдельберге, в физической секции Медицинского исследовательского института кайзера Вильгельма.
Такова была база исследовательских работ по ядерной физике в Германии. Как далеко могли при таких условиях продвинуться немецкие ученые в решении урановой проблемы?
Они, несомненно, знали, что в принципе можно создать бомбу с применением урана-235, но считали практически невозможным получение этого изотопа в чистом виде. Вряд ли можно порицать их за это. Вероятно, только в Америке можно было не только мысленно представить, но и реализовать это в Ок- Ридже, где производился чистый уран-235 ценой буквально гигантских объединенных усилий ученых, инженеров, промышленности и армии. Ни такого предвидения среди немецких ученых, ни такого исполинского объединения всех сил, работающих на полную мощность, в Германии не было. Более того, немцы никогда и не предполагали о возможности использования для бомбы такого элемента, как плутоний, который чрезвычайно упрощал эту проблему. В немецкой довоенной научной литературе упоминалось о плутонии (тогда еще не имевшем наименования) и о его возможных свойствах. Упоминалось о нем также и в нескольких секретных докладах, но они полностью проглядели практическую возможность его использования.
Немецкое представление о бомбе, очень сильно отличалось от нашего и было гораздо примитивнее. Немцы считали, что в конечном счете будет сконструирован такой котел, цепная реакция в котором будет протекать достаточно быстро, чтобы привести к взрыву, т. е. в их представлении атомная бомба была попросту взрывающимся котлом.
Именно эта ложная концепция заставила немцев уверовать в то, что котел для производства энергии был первоочередной задачей, требовавшей решения. У нас все шло другим путем, так как мы поняли: атомную бомбу сделать легче, чем атомную силовую установку. Тяготевшая над нами уверенность в превосходстве германской науки лишь с трудом позволяла воспринять тот факт, что немецкие физики потерпели полную неудачу. В Америке есть ученые, которые и сейчас еще не могут поверить, что их германские коллеги могли сделать такие грубые ошибки. Чтобы они поверили в это, приведем заявления нескольких известных немецких ученых-физиков.
Когда осенью 1943 года величайший современный физик-атомник Нильс Бор бежал из Дании в Америку, то по прибытии он сообщил, что немцы занимаются попросту взрывающимся котлом. Тогда мы подумали, что немцам удалось скрыть свои истинные секретные цели даже от такого мудрого человека, как Бор.
Но в секретной гестаповской сводке, датированной маем того же года, говорится:
«Имеются две технические возможности применения деления урана.
1. Урановая машина может быть использована как двигатель, если удастся контролировать процесс деления атомных ядер в определенных пределах.
2. Может быть создана урановая бомба, если удастся подвергнуть ядра урана внезапной бомбардировке нейтронами. Выделенным в процесс деления нейтронам не следует давать разлетаться а слишком высокую их начальную скорость надо замедлить до такой величины, при которой они смогут произвести следующие акты деления. Процесс разрастается лавинообразно.
Математические расчеты, проведенные на основании иностранных данных, показали, что возможности изложенные в пунктах 1 и 2, технически осуществимы».
