Странная оказалась деревня. Да и не деревня даже, а небольшое сельцо в три десятка каменных домиков вокруг жертвенного алтаря. Седовласого гнома звали Мэгфин, и он был старостой. В его доме, самом большом и заметном, сложенном из неровного серого камня, для странников накрыли стол.
– Вы уж извините дозорного, – кивнул староста, поглаживая бороду, связанную ниткой в хвост, – очень мы тут одичали. Кигаку все время враги мерещатся.
Дозорный, высокий парень с лицом, изъеденным глубокими оспинами, так и не удосужившийся раздеться, стоял в дверях избы, привалившись к косяку плечом. Он без интереса разглядывал носы своих изношенных сапог, с которых даже снег не стаял. После слов гнома по тонким губам дозорного зазмеилась нехорошая улыбка, и Лукай, внимательно следивший за ним, нахмурился. Высокая стройная девица в светлом легком платье низко склонилась над столом и поставила меж плошек с хлебом жареную птицу, так сладко и соблазнительно исходившую жиром, что у всех без исключения потекли слюнки.
В печи гудел огонь, но отчего-то в избе стоял странный холод. Лукай протянул руку за хлебом, но вдруг заметил, что в отличие от гостей сам хозяин не угощается, только смотрит с каким-то хитрым нехорошим прищуром.
– Не ешь этого, – одернул мечник Бигдиша, буквально вырывая у друга изо рта кусок лепешки.
– Чего это? – буркнул тот недовольно.
Потом на всякий случай скосил глаза и заметил, что Стаффорд тоже не притронулся к своей порции, а только попивал колодезную воду. Такого, конечно, лучник пропустить не мог, а потому раздраженно обтер пальцы и бороду о тряпицу и скрестил руки на груди, чтобы не потянуться за чем-нибудь аппетитным. Между тихим разговором все прекрасно слышали, как громко бурчит его пустой живот.
– Вы к перевалу едете? – уточнил староста у Ламберта, и тот кивнул, не сводя с собеседника внимательного изучающего взора. – У нас тут легко заблудиться меж камней. Кажется, что доехать никак не можешь, а на самом деле кружишь на одном месте. – Староста почмокал губами. – Тут лабиринт целый. Утром Кигак проводит вас к перевалу. – Гном кивнул на дозорного.
По лицу парнишки снова скользнула тень недоброй ухмылки.
– Провожу. Утром, – многозначительно добавил он.
– А я смотрю, у вас тут и люди, – Вогнар поднял глиняный стакан с вином и сделал внушительный глоток, – и гномы.
– Мы же в глуши, – вздохнул печально староста, разведя руками. – Выживать всегда проще вместе.
– А чей алтарь в селении высится? – пронзительно глядя на старосту, прямо спросил Стаффорд.
Староста Мэгфин вдруг смешался, и наступила нехорошая напряженная пауза. Входная дверь скрипнула, и от громкого звука все без исключения вздрогнули. На пороге появился коренастый гном, одетый совсем не по-зимнему: в легкой рубахе с заметными дырами на локтях и кожаном жилете.
– Мэгфин, там зовут тебя, – пропыхтел посланник, таращась на гостей.
На одно мгновение Лукаю показалось, что в маленьких глазах гнома вспыхнул красный огонек и тут же погас. Живот свело. Бигдиш и вовсе не донес до рта стакан с водой, а потом едва слышно сквозь зубы спросил, обращаясь к Лукаю:
– Мне кажется или этот бетрезенов гном действительно смотрит на нас, – лучший друг запнулся, – кровожадно?
– Угощайтесь, гости, – староста суетливо поднялся и снова низко поклонился, от усердия едва не шибанувшись лбом о крышку стола, – скоро вернусь. Вернусь незамедлительно.
Не накидывая верхней одежды, он выскочил из домика. Дозорный последний раз оглядел трапезничающих, скривил губы и, оторвавшись от косяка, улизнул за дверь. В комнате остались лишь услужливые девушки-подавальщицы, крепкие и высокие, только очень бледные.
– Ох, холодная какая, – глумливо осклабился Вогнар, хватая девушку, забиравшую пустую плошку, за запястье.
Кротко улыбнувшись, та осторожно высвободилась и, покачивая бедрами, вышла из комнаты за очередной порцией лакомств.
– Нехорошо здесь, – очень тихо произнес Ламберт, потирая подбородок. – И собак не слышно.
В одно мгновение отряд перестал жевать – кусок перестал лезть в горло.
– Надо бы проверить. – Капитан кивнул Стаффорду, но тот уже поднялся. – Ты, Лукай, тоже иди.
– А чего же вы ничего не кушаете? Или угощение невкусно? – раздался за их спинами какой-то странный каркающий голос госпожи гномы, жены старосты, прежде даже носа не кажущей из кухоньки.
На улице стояла такая темень, что мечник даже не смог разглядеть вроде застывшего рядом Стаффорда. Некоторое время понадобилось, чтобы привыкли глаза. На всякий случай Лукай вытянул руку, стараясь сохранить равновесие и не рухнуть с крутых каменных ступенек на обледенелую дорожку. Непроизвольно он потянул за плащ рыцаря, и тот гневно буркнул:
– Бетрезен тебя дери, напугал!
– Бигдиш прав, – отозвался насмешливо Лукай, – твой словарь обогащается с каждым днем.
– С кем поведешься, – процедил Стаффорд недовольно.
Казалось, что деревня вымерла. Домики потонули в черноте ночи и едва виднелись, почти полностью занесенные сугробами, выступавшими из мглы белесыми холмами. В тревожной тишине действительно не было слышно привычного для деревень и сел собачьего лая, только странные потусторонние шорохи. Чтото шевелилось вокруг, незаметно двигалось. От страха Лукай поежился. Неожиданно ему показалось, что будто нечто неясное отделилось от сумрака и бросилось наутек.
– Ты видел? – быстро спросил мечник у Стаффорда.
– Ты тоже?
Не сговариваясь, они бросились за беглецом, скрытым одеялом мглы. Фигура приобретала очертания и стала напоминать местного старосту, со всех ног улепетывавшего от воинов. Но в отличие от них он не поскальзывался на обледенелой дорожке, не спотыкался в темноте. Его движения казались правильными и четками. Вот он оглянулся, и во мгле вспыхнули двумя углями злые красные глаза.
– Не может быть! – пробормотал Лукай, резко останавливаясь, и, схватив за рукав Стаффорда, заставил того притормозить.
Перед ними возвышался жертвенный алтарь, и его украшал человеческий череп с короной, словно раскинувшей во тьме длинные огненные щупальца. В черных глазницах вспыхивали огоньки лампадки, и, казалось, череп злобно скалился на нежданных гостей. Призванное изображать божество изваяние мерцало прозрачным, но тревожным огнем и окрашивало снег красноватыми всполохами.
– Алтарь Мортис… – пробормотал Лукай, и у него нехорошо засосало под ложечкой.
Тяжело дыша, со всевозрастающим ужасом они оглядывались вокруг, и маленькое аккуратное сельцо на их глазах стремительно меняло свой облик. Со странным шелестом оседали белые пышные сугробы, превращаясь в кучи грязного пепла. Песком со стен осыпались камни, оставляя после себя лишь черные сожженные остовы, острыми шипами устремлявшиеся к беспросветному небу. Через доли секунды перед остолбеневшими воинами предстало выжженное пепелище.
– Где Ламберт? – процедил Стаффорд сквозь зубы.
Оба без слов бросились обратно к избе старосты.
Бигдиш с тоской разглядывал подслеповатое темное окошко. Как ни странно, но на тонком горном хрустале не намерзло рисунка и отчетливо виднелся сугроб, насыпавший почти до резных створок. Тут что- то мелькнуло, как будто лохматый кусок тьмы, сверкнув двумя горящими углями, пролетел мимо.
– Что там? – Сидевший за столом Бигдиш вскочил на ноги, переворачивая перед собой плошку с похлебкой.
Холодное с самого начала варево выплеснулось на пол, и тут от него пошел неприятный душок. В деревянных плошках забурлило варево, становясь склизким и зловонным. Ядовитый запах заполнял комнату, раздражая обоняние и веки. На глазах чернели, покрываясь плесенью, лепешки. Разлагалось прожаренное мясо птицы. Оторопевшие воины в один момент принялись отплевываться, пытаясь справиться с подступившей к горлу тошнотой.
В окно что-то заскребло, кто-то завыл на улице, и темнота за пределами домика вспыхнула десятком алых углей-глаз. В мгновение ока воины выбрались из-за стола, перевернув его. Обстановка стремительно менялась: превращались в оборванные тряпки воздушные занавески на окнах, рассыпались камни стен. В
