инстинкт, их целесообразная деятельность, беспокойство, подвижность и проворство, потому что они чрезвычайно живы и весьма благоразумны для достижения целей своей жизни и в то же время немы и сосредоточены. Неизвестно, что таится в этих зверях, и им нельзя доверять. Черный кот с его сверкающими глазами, который то тихо подкрадывается, то быстро прыгает, считался прежде воплощением злого существа как непонятное, таинственное привидение; наоборот, собака, канарейка кажутся дружелюбными живыми существами, проявляющими симпатию. Животные в самом деле непонятны: человек не может перенестись воображением в собачью натуру или представить себе ее, какое бы сходство с нею ни обнаруживалось у него в некоторых отношениях; она остается чем-то совершенно чуждым ему. Человек встречает так называемое непонятное в двух областях: в живой природе и в духе. Но в действительности человек имеет дело с непонятным лишь в природе, так как дух есть именно то, чему свойственно быть явным для самого себя; дух понимает и постигает дух. Итак, тупое самосознание египтян, которому еще остается недоступной мысль о человеческой свободе, поклоняется тупой душе, замкнутой еще {198} в одной только животной жизненности, и симпатизирует жизни животных. Мы встречаем поклонение простой жизненности и у других наций, частью в явно выраженной форме, как у индусов и у древних монголов, частью же мы находим следы его, как у евреев: «Не ешьте крови животных, потому что в ней жизнь животного». И греки и римляне тоже считали птиц вещими, веря, что в них оказывается налицо то, что представляется неясным духу человека, – непостижимым и высшим. Но у египтян это поклонение животным конечно дошло до того, что стало бессмысленнейшим и бесчеловечнейшим суеверием. Поклонение животным принимало у них чисто местный характер: в каждом округе имелось свое особое животное, кошка, ибис, крокодил и т.д., для них устраивались большие приюты, им давали красивых самок, а после их смерти их бальзамировали, как людей. Быков погребали, но так, что рога выглядывали из могил. Для
Затем и фигура животного опять превращается в символ, отчасти же в форме иероглифа низводится на степень простого знака. Я упомяну здесь о бесчисленном множестве фигур на египетских памятниках, о ястребах или соколах, жуках, скарабеях и т.д. Неизвестно, символами каких представлений являлись такие фигуры, и нельзя думать, что удастся разрешить этот по существу дела неясный вопрос. Так например утверждают, что навозный жук является символом рождения, солнца и движения солнца, ибис – символом разлива Нила, гриф – символом прорицания, года, сострадания. Странность этих соединений обусловливается тем, что не общее представление выражается в образе, как мы представляем себе поэзию, а наоборот: за {199}исходный пункт берут чувственное воззрение и переносятся в него воображением.
А затем мы видим и то, что представление отрешается от непосредственной фигуры животного и от ее постоянного созерцания, и что то, что в ней лишь предчувствовалось и являлось предметом исканий, становится понятным и ясным. Скрытое, духовное выступает из животности как человеческое лицо: многообразные сфинксы, львиные тела с головами девушек или с мужскими лицами (ανδροσψιγγες), с бородами выражают нам то, что задачею, которую требуется разрешить, является смысл духовного; вообще загадкой является не упоминание о чем-то неизвестном, а требование выявить его желание, чтобы оно раскрылось. И, наоборот, человеческая фигура искажается тем, что она изображается с головой животного с целью придания ей особого определенного выражения. Прекрасное греческое искусство умеет придавать особое выражение благодаря духовному характеру в форме красоты и не нуждается для понимания в искажении человеческого лица. Египтяне изображали даже и человеческие фигуры богов с головами и масками животных, объяснявшими их значение: например Анубис изображается с головой собаки, Изида с львиной головой, с рогами коровы и т.д. Жрецы при выполнении своих функций надевали на себя маски, изображающие собой соколов, шакалов, быков и т.д., маскировался и хирург, вырезавший у мертвых внутренности (он изображался бегущим, так как он согрешил по отношению к живому), а также лица, занимавшиеся бальзамированием, писцы. Ястреб с человеческой головой и с распростертыми крыльями означает душу, которая пролетает по чувственным пространствам, чтобы одухотворить новое тело. Египетская фантазия создала также образы из комбинации различных животных, змей с бычачьими и бараньими головами, львиные тела с бараньими головами и т.д.
Итак, мы видим, что Египет был погружен в сосредоточенное замкнутое созерцание природы, довел его до противоречия в себе и формулировал его задачу. Принцип не остается непосредственным, но указывает на иной скрытый в нем внутренний смысл и дух.
Мы видели, что египетский дух стремился высвободиться из природных форм. Однако этот настойчивый, могучий дух не мог ограничиться субъективным представлением содержания, которое мы до сих пор рассматривали, но должен был дойти до внешнего сознания и до внешнего созерцания путем
Отличительную особенность египетского духа составляет то, что он является этим великим мастером. Его не привлекает ни пышность, ни игра, ни удовольствие и т.д., но он стремится понять себя, и у него нет иного материала и иной сферы для выяснения себе, чтò он представляет собой, и для реализации себя для себя кроме этого выражения себя в каменных памятниках, и он чертит на камне свои загадки – иероглифы. Есть два рода иероглифов: собственно иероглифы, назначением которых является преимущественно выражение в языке и которые имеют отношение к субъективному представлению; другими иероглифами являются те колоссальные массы архитектурных и скульптурных памятников, которыми покрыт Египет. Если у других народов история состоит из ряда событий, – так например римляне жили в продолжение нескольких веков лишь для завоеваний и занимались покорением народов, – то египтяне создали столь же мощное государство в произведениях искусства, обломки которых доказывают их неразрушимость и оказываются более колоссальными и изумительными, чем все другие древние и новые произведения искусства.
Из этих произведений я упомяну лишь о тех, которые посвящались умершим и которые преимущественно обращают на себя наше внимание. Это огромные углубления, выдолбленные в холмах, тянущихся вдоль Нила возле Фив, подземные жилища, коридоры и комнаты которых наполнены мумиями и которые так же велики, как самые большие из нынешних рудников; затем громадное кладбище на равнине у Саиса со стенами и склепами; далее чудеса света, пирамиды, назначение которых, заключавшееся в том, что в этих огромных кристаллах, имевших правильные геометрические формы, помещались трупы, было вновь точно установлено лишь в новейшее время, хотя относительно этого имеются указания у Геродота и у Диодора; наконец удивительнейший из этих памятников – царские гробницы, одну из которых недавно открыл Бельцони.
Важно выяснить, какое значение это царство мертвых имело для {201}египтянина; по нему можно судить, каковы были его представления о человеке. Ведь в умершем человек представляет себе лишь самое существо человека без всех его случайных признаков. А каким народ представляет себе существо человека, таким является и сам народ, таков его характер.
