закономерности происшедшего было очень трудно.
Луиджи обещал вернуться к Пасхе, но, разумеется, не вернулся. Он был во Флоренции, но наша мать ничего не знала о нем. Этот чудесный город проглотил Луиджи, как и многих других, ему подобных.
Ходили слухи, что он служит переписчиком у какого-то торговца…
К весне мы совсем разорились. Денег у нас не стало, и жили мы преимущественно с того, что давали сад и огород. Этого редко когда хватало на пропитание. Хлеба купить было не на что, и мука вся кончилась. Украшением стола стала считаться даже обычная для всех полента. Чаще всего Нунча ставила на стол салат, бобы, брюкву и виноград. В огороде зрели томаты, но не из чего было приготовить вкусную пиццу. Мы кое-как перебивались, потому что Розарио служил в трактире. Да еще выручали заказы на пряжу, которые давали нам синьоры дель Катти. Но о будущем и помыслить было страшно. Нунча стала так стара, что не могла копаться в земле. Она распродала всю нашу живность, включая и всеобщую любимицу корову Дирче. Кур нечем было кормить. Они стали есть собственные яйца, и Нунча сочла невозможным держать в доме и птицу.
Когда пропал Луиджи, Нунча совсем состарилась и расхворалась. Она никому не жаловалась, но, идя по дому, не могла не остановиться передохнуть, а когда стояла, то шаталась и хваталась рукой за стену, чтобы не упасть. У нее болело сердце и ныла поясница, ноги не слушались. Черные глаза вваливались все больше и больше, морщины крепче въедались в ямы щек…
– Сколько тебе лет? – спросила я как-то.
Она долго шевелила губами, будто пересчитывала что-то, а потом прошептала:
– На сретенье восьмидесятый годок миновал… Помнится, мне эта цифра показалась столь ужасной, что я не могла произнести ни слова в ответ.
Наступила весна 1778 года, и в первых числах мая мне исполнилось восемь. Однажды вечером, когда я и Розарио увлеченно слушали рассказы Джакомо, ко мне, тяжело дыша, подошла Нунча и ласково погладила меня по голове. Я изумленно отстранилась. Ее ласка была столь редкой, что не удивиться ей было невозможно.
Кряхтя, она уселась рядом с нами.
– Завтра пойдешь в тратторию вместе с Розарио, – сказала она тихо, закрывая глаза, словно в забытьи. – Я договорилась с синьором Джепетто.
Я передернула плечами.
– Вот еще!
– Поболтай, поболтай, – грозно сказала Нунча, – я сейчас возьму веник да так тебе наподдам, что своих не узнаешь!
Я ловко соскочила со стула и, удалившись на расстояние, обеспечивающее мне безопасность, показала Нунче язык.
– Не пойду, если не скажешь почему, – ясно?
Нунча вздохнула: она знала, что ей меня не переупрямить. Теперь уже никто не хотел слушаться ее беспрекословно…
– Негодница, – она укоряюще покачала головой, – разве ты не знаешь, что Винчи умер, а Антонио уехал?
– Я не негодница, – сказала я, уже пристыженная, – я все знаю…
– Так на какие же деньги нам теперь жить?! – взорвалась она.
Джакомо внезапно поднялся с места и, вытянув руки, ступил несколько шагов вперед: он искал меня. Я подошла к нему и крепко обняла.
– Бабушка, – тихо сказал он, – пусть Ритта останется дома.
Нунча оглядела нас с таким видом, будто мы были сумасшедшие.
– Да ты рехнулся, Джакомо. – Она всплеснула руками. – Или, может, ты будешь зарабатывать на нас? А? Давно пора. Тебе девятнадцать лет, мой милый, а ты все бездельничаешь.
– Он же не может! – закричала я со слезами. – Не обижай Джакомо! Я люблю его больше всех, не надо его обижать!
– Помолчи, Ритта, – брат мягко прервал меня, – Нунча правильно говорит.
– Правильно? – тихо спросила я. – Но как же…
– Я решил уйти в Пизу, – сказал Джакомо, – говорят, там есть такой дом, где содержат всех слепых калек… Дом для бедных. Вы же не можете всю жизнь кормить меня. А Ритта еще такая маленькая. И так похудела за эту весну…
Я сурово сдвинула брови, крепко задумавшись. Мне представлялось очень странным и несправедливым то, что я буду вынуждена служить у других людей, слушать их приказания. Это будет, наверно, так скучно… Мне хотелось бегать, играть, быть беззаботной и легкомысленной. А с другой стороны: разве я могла позволить Джакомо уйти?
– Нет, – сказала я обреченно, – ты не должен уходить… Я так люблю твои сказки. Уж лучше я пойду к дядюшке Джепетто.
Так я поступила на службу в тратторию «Прекрасная Филомена».
Мы с Розарио пришли туда рано утром. Брата послали на мельницу, а меня жена синьора Джепетто, краснощекая толстуха, усадила возле огромного ведра с картофелем и дала в руки нож. Неинтересное это было занятие…
Хозяева трактира, впрочем, были добрые люди. Я уже никогда не бывала голодна: они кормили меня и брата до отвала и разрешали брать немного еды домой. Дядюшка Джепетто, очень похожий на свою толстую супругу, жалел детей и никогда не перегружал их работой.
