Мэтр Бернье, хозяин таверны «Три пескаря», рассматривал меня недоверчиво и осуждающе.
– Вас что, в луже вываляли, мадам? – напрямик спросил он.
Моя одежда действительно была ни на что не похожа. Замызганные грязью плащ и юбка, обвисшие поля шляпки, мокрые распустившиеся волосы, выпачканный чернилами корсаж…
– Вы почему опоздали?
«Гм, – подумала я, – хорошо еще, что я опоздала всего на два часа!» Но рассказывать о езде на запятках, поединке с гвардейцем и долгом петлянии по дорогам Франш-Конте мне не хотелось.
– Хорошо, что я вообще добралась, – сказала я невесело. – Вы так прекрасно продумали все мое путешествие, что я задержалась полюбоваться красотами местности.
– Вы умеете говорить по-немецки? – прервал он меня. Я покачала головой.
– Нет. Или немного. По крайней мере, я понимаю немецкий.
– Это плохо, мадам. Вам придется изображать крестьянку, а они здесь все говорят по-немецки.
Я махнула рукой.
– Поверьте мне, сударь, теперь это не кажется мне сложным. Были ситуации и посложнее.
Он пропустил меня вперед, открыв дверь в комнатку на мансарде.
– Быстро переодевайтесь и зашивайте письма, – приказал он, запирая дверь. – Уж и не знаю, успеем ли мы.
– Можно мне хотя бы принять ванну? – умоляюще спросила я.
– Что вы такое говорите? – прошипел мэтр Бернье. – Ванну?! Нам бежать нужно, а вы – ванну! Вот еще выдумали!
Я с тоской натянула на ноги тяжеленные деревянные сабо, надела грубую суконную юбку, белую рубашку, черную вставку, похожую на корсаж, завязала на груди концы шали.
Мэтр Бернье, отступив на шаг, внимательно меня осмотрел.
– Нет, это просто кошмарно, мадам. Цвет лица у вас не тот. Да не стойте вы так прямо! Или вам взвалить на спину вязанку дров?
Уже приученная к дисциплине, я, как по команде, опустила плечи и голову.
Мэтр Бернье взял в ладонь картофельной шелухи, будто нарочно приготовленной заранее, и бесцеремонно вымазал мне лицо.
– Вот, теперь-то лучше.
Я захотела узнать, в чем же заключается это улучшение, и, взглянув в зеркало, обомлела: кожа у меня сделалась какого-то грязно-коричневого цвета.
– За мной будут бежать все собаки Понтарлье! Это ужасно – то, как я выгляжу!
– Лучше отбиваться от собак, чем от гвардейцев, запомните это, мадам.
Сам он был одет в приличный сюртук, с аккуратно завязанным галстуком и белыми манжетами – словом, выглядел как вполне солидный буржуа. Когда мы вышли на лицу, он, помахивая тросточкой, сказал мне:
– Не идите со мной рядом. Все-таки мы по-разному одеты.
– Ах вот как, – сказала я, раздраженная донельзя.
Я знала, что это нужно для дела, но все это мне не нравилось. Мысль о том, что я выгляжу как страшилище, не давала мне покоя и лишала уверенности.
Мы вышли за ворота. Вдалеке – впрочем, не так уж и вдалеке – синели горы. Мне были знакомы и эти сосны, и туманная дымка над вершинами, и особая величавость природы, свидетельствующая о том, что грозные Альпы – всего в двух шагах.
Мэтр Бернье шел, ступая по лугу, как журавль, – высоко вскинув голову и заплетая ногами.
Вокруг была тишина. Подниматься по крутой тропинке было трудно, и я быстро устала. Меня раздражала мысль, что мы идем, вероятно, не по обычной дороге, а через какую-то чащу, пробираясь среди кустов и камней.
– Это здесь находится форт Жу? – спросила я, с трудом отцепив юбку от куста терновника. Колючки впились мне в кожу. Я нетерпеливо смахнула капельки крови.
Мэтр Бернье и не думал даже поджидать меня.
– Здесь, мадам, – отвечал он.
Мне пришлось ускорить шаг, чтобы нагнать его.
– Я здесь была когда-то. В форте Жу. Мой муж служил здесь военным комендантом, – сказала я, пытаясь завязать разговор.
Бернье не отвечал, а лишь неопределенно кивнул.
– А вы давно живете в Понтарлье?
Последовал новый кивок, еще более неопределенный.
– И поэтому так хорошо знаете эти места?
Он молчал, и я сочла это почти нахальством, не достойным какого-то там трактирщика.
