– Почему вы не отвечаете? Я задала вам вопрос. Мэтр Бернье вдруг остановился и, высоко подняв голову, оглянулся по сторонам. Палец его был прижат к губам.
– Т-с-с! Замолчите вы наконец! Это где-то здесь.
Я замолчала, понимая, что мы достигли нужного места.
– Близко граница! – сообщил Бернье.
Сложив руки лодочкой, он, к большому моему удивлению, прокуковал кукушкой так искусно, что из чащи донесся такой же птичий ответ.
А вот из кустов послышалось воронье карканье. Мэтр Бернье сломя голову бросился туда.
– За мной, мадам, за мной!
Он раздвинул ветви. Я увидела крестьянскую телегу, в которой похрюкивали два поросенка, и огромного крестьянина, в волосах которого запутались соломинки.
– Вы еще ждете, господин виконт! – обрадованно воскликнул мэтр Бернье.
Когда я поняла, что крестьянин, которого я вижу, оказывается, имеет титул виконта, меня сразу залила волна невыносимого стыда: за свое вымазанное картофельной шелухой лицо, за руки без перчаток, всю кошмарную одежду. Я готова была провалиться сквозь землю, напрочь забыв о том, что наряд виконта вряд ли выглядит лучше моего.
Виконт поклонился и произнес какую-то невероятно сложную немецкую фразу. Я поняла только одно – то, что нам надо спешить.
– Вы можете говорить по-немецки?
– Нет. Но, пожалуй, кое-что понять смогу.
– На всякий случай, если нас будут допрашивать, давайте условимся: вас зовут Тильда, меня – Ганс. Запомните это.
– А говорить… на каком языке мне говорить?
– Вам лучше молчать, мадам. Говорить буду я, у меня это лучше получится.
Я уселась на телегу на ворох соломы, как торговка, едущая на ярмарку. Кроме поросят, здесь под соломой лежали бочонки то ли с медом, то ли с вином.
– За декорации не беспокойтесь, тут все в порядке, – сказал виконт. – Что касается стражи, то она меня пропускает. Они уже знакомы со мной, я раз десять ездил туда-сюда, приучал к своему присутствию. Они думают, что я закупаю вино. Теперь я скажу им, что вы – моя жена.
– Почему же для вас все так просто? За что они вас любят?
– Я отдаю им один бочонок, чтобы избавиться от излишнего внимания. Впрочем, они пропускают всех крестьян.
– Даже сейчас, когда отношения между Францией и Швейцарией не слишком хороши?
– Даже сейчас.
Виконт долго гнал лошадь вверх по лесной дороге. Тряска была такой, что я не раз скатывалась со своего вороха прямо вниз, к поросятам. Размокшая после таяния снега земля словно затягивала колеса. Ехать было трудно. К тому же дорога сужалась и все время шла в гору, к перевалу. С каждым туазом становилось холоднее, ветер усиливался – мы приближались к альпийским лугам.
Я посмотрела на небо. Вдалеке за деревьями целой громадой возвышались могучие бастионы крепости. Туманная дымка окутывала их нежной пеленой, делала зыбкими, неопределенными.
– Что это? – спросила я.
– Это форт Жу, мадам.
Так я и предполагала. Эти места были знакомы мне. Но, Боже мой, как все изменилось с того времени, когда я жила здесь.
Справа и слева уныло тянулся лес: голый, мокрый после зимы, сырой. Почки, едва успевшие проклюнуться во время короткого потепления, теперь словно спрятались в скорлупу от похолодания. Под деревьями маленькими грязными островками чернел снег. Там бегали дрозды, а на влажной земле проталин кое-где нежными красками расцвели подснежники.
– Граница, – прошептал виконт, указывая вперед ручкой хлыста.
Я прислушалась. За деревьями, круто спускающимися по склону огромного оврага, шумела вода.
– Это что – река?
– Да. Это Рона. По ней проходит граница между Францией и кантонами.
– Рона?
Я ни разу не видела этой реки. И ни разу мне не приходилось преодолевать границу именно здесь.
– А дальше куда?
– В Невшатель.
– В княжество, принадлежащее Фридриху Вильгельму?
– Да.
– Но ведь он враг нашего короля, и меня могут запросто арестовать!
