– Пора, – снова сказал король, вынимая ключ.
Это был ключ от комнаты Виллекье, аристократа, эмигрировавшего полгода назад. Все знали, что там никто не живет, поэтому в этой части дворца не было и охраны. Тому, кто попал бы в эту комнату, было бы уже нетрудно из нее выбраться из Тюильри.
– Да хранит нас Господь, – прошептала королева, задувая светильник.
В галерее была кромешная тьма. Я пошла первая, ибо менее всего могла опасаться за себя, за мной последовал король, а за ним, держась за руки, – королева и ее золовка. Когда мы прошли мимо комнаты принцессы, громко пробили часы, и я поняла, что уже полночь. Итак, мы опаздывали. Еще час назад граф де Ферзен и карета ожидали беглецов на улице Сен-Никез.
Я нащупала дверь.
Король собирался было вложить ключ в замок, но я, услышав неожиданный шорох, поспешно остановила его.
– Ваше величество! – проговорила я полуиспуганно. – Слышите?
В коридоре слышны были шаги и шепот.
Мы переглянулись, затаив дыхание в ожидании. Потом я быстро сообразила, что должна выйти и проверить, кто это там шепчется. Если в галерее увидят меня, это никого не удивит. Я знаком показала, что берусь это сделать.
Я успокаивала себя, но сердце у меня билось очень сильно. Чем глубже была тишина, тем явственнее можно было различить в галерее несомненное присутствие людей. Мне даже не пришлось обходить кругом всю эту часть замка: едва ступив несколько шагов, я узнала коменданта Тюильри Гувиона и еще несколько военных и поспешно вернулась к королю.
– Здесь невозможно выйти, – сказал Людовик XVI. – Следует искать другой выход.
– Но как? – прошептала королева. – Здесь так темно. Мы ничего не увидим.
Я на цыпочках побежала в комнату дочери короля, зажгла свечу от ночника принцессы и как можно быстрее вернулась. С этой свечкой маленькое общество беглецов стало искать другой выход.
Я снова пошла вперед, нащупывая в темноте дорогу и оступаясь на скользких ступеньках лестницы. Минут пятнадцать длились поиски. Наконец мы набрели на лесенку, помещавшуюся на антресолях, – она вела в комнату какого-то камердинера. Дверь из этой комнаты выходила в галерею, оканчивавшуюся черным ходом во дворе.
Дверь нашли, но пользы от этого было мало, – она была заперта на ключ. Этого, казалось, достаточно, чтобы прийти в отчаяние. Тем более все помнили о том, что к королю с минуты на минуту прибудет Лафайет с докладом и, если короля не будет на месте…
Людовик XVI, поглядев на наши растерянные лица, решительно взял у меня из рук свечку и удалился в темноту.
Оставив нас, он, вероятно, поднимался к себе в мастерскую, ибо вернулся с целой связкой отмычек. Еще только подходя к нам, он уже внимательно их рассматривал. Одна из них пришлась как раз по отверстию, раздался щелчок, дверь отворилась, и все вздохнули, чувствуя невероятное облегчение.
Людовик XVI с торжествующим лицом обернулся к королеве.
– Что же вы скажете после этого, мадам? – спросил он. Это был намек на то, что королева часто упрекала его за увлечение столь странным для короля ремеслом.
– Да я ведь ничего и не говорю, – отвечала Мария Антуанетта. – Я ведь не говорю, что дурно быть слесарем, я только говорю, что иногда не дурно быть и королем.
Людовик XVI торопливо попрощался с женой и ушел – для того чтобы встретить Лафайета и убедить его, что все в порядке.
– Прошу вас, выйдите первая, – прошептала мне на ухо королева. – Надо проверить, нет ли там стражи.
Я вышла во двор, прошла несколько шагов, вслушиваясь в ночные звуки. Всхрапывали лошади…
– Все спокойно, – сказала я, вернувшись.
Порядок выхода из дворца уже давно был расписан. Первой должна была идти мадам Элизабет, ибо ее из всей королевской семьи стерегли менее всего и она меньше всего интересовала стражу. Перекрестившись, она отправилась в путь по трем дворам Тюильри. За ней должны были последовать мы – королева и я, изображая из себя двух подруг-служанок. Если бы кто-то остановил нас, я должна была взять всю опасность переговоров со стражей на себя.
Мы каждую минуту ожидали, что ночная темнота принесет нам известие о том, что мадам Элизабет задержана. Но темнота молчала. Тогда мы обе поняли: пора.
– Идемте, государыня, – сказала я. – Надобно решиться. Взявшись за руки, мы прошли через двор, затаив дыхание, ступая тихо, как кошки, и не задумываясь даже о том, насколько унизительно такое поведение. Впереди был выход из Тюильри, а там – площадь Карусель, улица Сен-Никез, Ферзен и такая желанная для королевы свобода. Я на минуту совсем забыла о том, что сама остаюсь в Париже. Все было так, будто я тоже убегаю.
Мы совершенно без всяких приключений миновали все три двора, перепрыгивая через протянутые цепи, как обыкновенные служанки. Лишь только раз мы встретили караульного, который не обратил на нас никакого внимания.
– Слава Богу! – сказала королева. – Один трудный шаг уже сделан.
Но, подходя к калитке, выходившей на площадь Карусель, мы обе заметили гвардейца, который расхаживал взад и вперед. Вероятно, от чрезвычайно сильного напряжения, в котором я долгое время пребывала, сердце у меня ушло в пятки.
– Боже мой, государыня, – прошептала я едва слышно, – мы пропали, этот человек узнает нас.
