только все усугубляю. Мне надо сдерживаться. Хотя бы ради Марии Антуанетты. Используя свое положение жены Франсуа, я была вхожа в узкие компании супруг других депутатов, да и среди друзей адмирала пользовалась доверием. Бракоразводный процесс лишь смешает карты. Надо потерпеть… Не так уж долго осталось. И не следует каждый божий день скандалить с Франсуа.
Но и мириться я тоже была не в силах – такое лицемерие было не по мне. Я молча встала и направилась к двери. Обернувшись у самого порога, я увидела, что он все так же сидит, опустив голову. Свет лампы падал на его лицо – оно было каменное… Боже, как я ненавидела это выражение его лица!
– Сударь, – окликнула я его весьма холодно. – Сударь, если вам угодно знать, через неделю я уезжаю в Бретань.
Это была ложь. Уехать мне предстояло в другое место. Я сказала это так, на тот случай, чтобы он не удивился, обнаружив, что меня нет в доме.
Да и с какой стати мне надо было говорить правду? У меня не было оснований серьезно полагать, что его вообще все это по-настоящему волнует.
Мария Антуанетта была явно огорчена. В смущении она нервно теребила батистовый платок.
– Мне очень жаль, Сюзанна, но, честное слово, мы приложили все усилия…
Мне тоже казалось, что было сделано все возможное. Агент короля Лапорт действовал даже через российского посланника графа Симолина. Тот мог достать только один фальшивый паспорт – либо для королевы, либо для меня. Приходилось выбирать.
– Да, конечно, – произнесла я. – Без сомнения, паспорт нужнее вам, чем мне. Моя поездка не так важна, как побег вашей семьи, мадам.
Людовик XVI смущенно закашлялся.
– Чтобы не подвергаться такому риску, мадам, может, вы все-таки поедете под своим подлинным именем?
Я покачала головой.
– Нет, сир, это никак не возможно. Весь Париж будет знать, что я пересекла границу. И мой муж – тоже. Да и королева окажется в двусмысленном положении. Что скажут о ней, если узнают, что ее статс-дама находится в Вене? И так все газетенки кричат об измене короля. Вспомните все эти пьесы, памфлеты, речи… – Я передохнула и закончила: – Я поеду нелегально, сир.
– Ну что ж, – раздалась низкая октава генерала Буйе. – Граница наводнена нашими друзьями. Что касается швейцарской стороны, то я думаю, что она на все это будет смотреть сквозь пальцы. Только бы вам удалось уговорить императора принять вас и настроить его более решительно…
Как всегда в таких случаях, я вызвала в памяти случай на Королевской площади. Все там происшедшее я помнила до мелочей. Нападение. Крики. Вой. Оскорбления. Пощечины, наконец… Кровь уже в который раз прихлынула к моему лицу, я почувствовала себя такой униженной, что поручение, данное мне королевой, сейчас показалось мне лишь возможностью желанного реванша.
– Я не остановлюсь ни перед чем, ваше величество, – сказала я уверенно. – Я возвращусь с добрыми известиями.
Уже в карете, когда я ехала домой, меня стали одолевать смутные сомнения, и я впервые наконец задумалась о том, что же все-таки мне предстоит сделать. Перейти нелегально швейцарскую границу, Альпы… Меня могут арестовать, задержать. А Жанно – он останется здесь, в Париже. Кроме того, я ведь никогда прежде не бралась за такие дела.
Но у меня не возникло даже мысли о возможности отказаться от этого предприятия. Я подумала только о том, что должна быть предельно осторожна. Я должна все сделать правильно – так, как говорил мне генерал Буйе…
Было 12 марта 1791 года. Снег растаял, и солнце весело сияло в окнах кареты. Набухали почки на деревьях. Время было веселое, как раз для любви.
Мне предстояло сейчас нечто совсем иное. И готова я должна быть ко всему.
Я вбежала в дом по черной лестнице, заранее решив, что никого не поставлю в известность о своем отъезде. Так будет меньше разговоров. Если мне посчастливится не попасться на глаза даже Маргарите, это значит, что мое дело начнется на удивление легко.
Не замеченная, я проскользнула к себе в комнату, сразу же стала переодеваться, обрывая на себе тесемки. Платье, предназначавшееся для поездки, было готово еще неделю назад. Это был самый скромный, даже бедный наряд, – простая юбка, жакет, шейная косынка, скромная шляпка, блошиного цвета суконный плащ, – так одевались, пожалуй, продавщицы или белошвейки. Я вовремя заметила тонкую нитку жемчуга в волосах и поспешно исправила это несоответствие, бросив жемчуг на туалетный столик. Потом, на ходу завязывая ленты шляпы, я поспешила к себе в кабинет.
С разбега распахнув дверь, я застыла на месте от неожиданности.
Досада прямо-таки тошнотой подкатила к горлу. Я увидела у своего бюро мадемуазель Валери, гувернантку моих детей, перебиравшую бумаги. Но не это насторожило меня больше всего. Я досадовала, что она видит меня – в таком наряде, готовую уезжать…
– Добрый вечер, мадам! – сказала она, ничуть не смутившись.
– А что вы здесь, собственно, делаете? – спросила я, наконец-то уяснив, что она находится в моем кабинете без всякого на то разрешения.
Девушка в упор взглянула на меня серыми спокойными глазами.
– Я искала у вас Бюффона. Его «Зоологию». Хотела показать Авроре. Простите, но я никак не могла вас дождаться.
Все ее слова пролетели будто мимо меня. Я была слишком возбуждена, слишком спешила, чтобы задумываться над поведением гувернантки. Она жила в доме уже восьмой месяц, и на нее не было никаких жалоб. Дети слушались ее. А то, что она была возле моего бюро, в сущности, не важно – все секретные документы, которые я должна была забрать с собой, письма королевы к своему брату императору Австрии Леопольду были в сейфе, а туда мадемуазель Валери никак не могла проникнуть.
