— Стоит, сэр! Ещё как стоит! А я напишу об этом, когда всё будет позади.
— Если я выйду из Растворения для одного человека, другим тоже станет легко меня увидеть.
Неемия Трот сказал:
— Послушай меня, юный Леандр, юный герой, юный Александр. Если тобой овладела трусость, то жизнь твоя — ничто, и ничто будет твоей наградой.
— Разумно, — сказал Ник. Он был рад, что додумался поговорить с Неемией. В конце концов, кто ещё может дать хороший совет, если не поэт? И тут он вспомнил…
— Мистер Трот, — попросил он, — расскажите мне про месть.
— Это блюдо лучше подавать холодным, — сказал Неемия Трот. — Не следует мстить, когда ты весь пылаешь от жажды мести. Следует дождаться подходящего часа. Был такой ирландец, О'Лири, у которого хватило надменной наглости накропать заметку о моём первом сборнике стихов, который назывался 'Букет красот для джентльменов чести', и в заметке говорилось, что это ничтожнейшая писанина без формы и содержания, и что, якобы, бумага, на которой она была написана, нашла бы себе лучшее применение в… У меня даже язык не поворачивается это повторить. Просто поверь мне на слово: это было наиомерзительнейшее сравнение.
— И вы ему отомстили? — спросил Ник.
— Ему и всему бесстыжему племени! О, как я отомстил им, мистер Иничей, о, месть моя была ужасна! Я написал во многих экземплярах заметку, которую прибил к дверям всех трактиров Лондона, где околачивался всякий писательский сброд. Я написал там, прибегая к моему тонкому литературному гению, что более не буду сочинять для них, а буду писать лишь для себя и для потомков, а для них за всю мою жизнь не издам более ни стиха! И в завещании своём я написал, чтобы все мои стихи похоронили вместе со мной неизданными, и лишь когда потомки спохватятся, что сотни моих произведений — пропали, пропали! — лишь тогда следует вскрыть мой гроб и взять мои стихотворенья из моих мёртвых рук, чтобы, наконец, опубликовать их ко всеобщему ликованию. Всё-таки так ужасно — опережать собственное время…
— То есть, после вашей смерти вашу могилу вскрыли, а стихи опубликовали?
— Пока что нет. Но впереди ещё полно времени! Потомство бесконечно.
— Так это и была ваша месть?
— Воистину. Возмездия коварнее и действенне было не придумать!
— Нда-а, — протянул Ник, не слишком вдохновлённый этим примером.
— Это блюдо лучше подавать холодным, — важно повторил Неемия Трот.
Ник возвращался с северо-западной части кладбища по Египетской аллее. Он шёл туда, где все пути были прямыми и понятными. А когда солнцу пришло время закатиться, он направился в старую часовню. Он не надеялся, что Сайлас уже вернулся. Просто он привык всегда приходить в часовню на закате, и ему нравилось, что его жизнь имеет свой распорядок. К тому же, он проголодался.
Ник приоткрыл дверь и скользнул в склеп. Он отодвинул картонный ящик, забитый отсыревшими приходскими бумагами, и достал пакет апельсинового сока, яблоко, коробку хлебных палочек и упаковку сыра. Он ел и думал, как и где ему разыскивать Скарлетт. Возможно, придётся сноходить, раз она навестила его именно таким образом…
Он направился к выходу, собираясь присесть на серую деревянную скамейку, как вдруг увидел нечто, заставившее его остановиться. На скамейке уже кто-то сидел. Это была девушка. Она читала журнал.
Ник ещё сильнее растворился, слившись с кладбищем, став не заметнее тени или контура ветки.
Но она подняла голову и взглянула на него. И произнесла:
— Ник? Это ты?
Он помолчал, затем спросил:
— Почему ты меня видишь?
— Почти не вижу. Сперва подумала, что это тень какая-то. Но в моём сне ты выглядел точно так же. Как будто постепенно вошёл в фокус.
Ник подошёл к скамейке.
— Ты что, можешь читать при таком освещении? Здесь разве не слишком темно?
Скарлетт закрыла журнал.
— Странно, — сказала она, — вообще-то действительно темно. Но я читала без проблем.
— Ты… — он замялся, не зная, о чём бы её спросить. — Ты здесь одна?
Она кивнула:
— Пришла после школы, чтобы помочь мистеру Фросту копировать эпитафии. А потом сказала ему, что хочу здесь посидеть немного, подумать о жизни. Обещала потом зайти к нему, мы попьём чаю, и он меня отвезёт домой. Он не стал задавать вопросов. Сказал, что тоже любит посидеть один на кладбище, потому что в мире нет мест спокойнее, — она помолчала, затем вдруг спросила: — Можно тебя обнять?
— Зачем? — спросил Ник.
— Мне хочется.
— Ладно, — он немного подумал и добавил: — Я не против.
— А мои руки сквозь тебя не проскользнут? Ты настоящий?
— Не проскользнут, — пообещал он, и тогда она бросилась ему на шею и крепко сжала его в объятиях, так, что он едва мог дышать.
— Осторожно, — выдохнул он.
Скарлетт отпустила его.
— Прости.
— Нет-нет. Было здорово. Просто ты меня сжала крепче, чем я ожидал.
— Я просто хотела убедиться, что ты настоящий. Мне долго казалось, что я тебя выдумала. А потом я какое-то время не помнила про тебя… Но, выходит, я ничего не выдумывала, ты живёшь по-настоящему, а не только в моей голове. Вот мы снова и встретились.
Ник улыбнулся.
— Ты раньше ходила в такой оранжевой курточке. Я с тех пор, как видел оранжевый цвет, всегда о тебе вспоминал. Правда, вряд ли та курточка у тебя сохранилась.
— Вряд ли, — согласилась Скарлетт. — Она мне теперь маловата.
— Ну да, — сказал Ник. — Точно.
— Мне пора домой, — сказала Скарлетт. — Может, я ещё зайду в выходные.
Затем, увидев выражение лица Ника, она добавила:
— Сегодня уже среда.
— Будет здорово.
Она повернулась, чтобы уйти, затем вспомнила и спросила:
— Слушай, а как мне тебя искать в следующий раз?
Ник ответил:
— Не беспокойся. Я сам тебя найду. Просто приходи одна, и я появлюсь.
Она кивнула и ушла.
Ник пошёл вверх по холму, к мавзолею Фробишеров. Он не стал заходить внутрь, а начал взбираться по стене мавзолея, держась за толстый плющ, и, наконец, подтянулся на каменную крышу, где сел и задумался, глядя на мир, шевелившийся далеко внизу. Он вспомнил, как Скарлетт его обняла, и как спокойно ему было в её объятьях, хоть это и длилось всего мгновенье. Затем подумал, что, должно быть, здорово бродить вместе, ничего не боясь, где-то за кладбищем, и как, вероятно, хорошо быть хозяином собственного маленького мира.
Скарлетт сказала, что чая не хочет, спасибо большое. Нет-нет, шоколадного печенья тоже. Мистер Фрост нахмурился.
— Дорогая, — сказал он, — ты выглядишь так, будто увидела привидение. Не то, чтобы это было удивительно на кладбище, всё-таки там это не такая уж неожиданность. У меня, ээ, была тётушка, которая утверждала, что в её попугая вселился чей-то дух. Это был ярко-красный ара. А тётушка моя была архитектором. Правда, подробностей я не знаю.
— Со мной всё в порядке, — сказала Скарлетт. — Просто устала немного за день.
— Давай я тебя подвезу домой. Не знаешь, что здесь написано? Последние полчаса бьюсь над ней, —
