— Ну, вот и хорошо, ну, вот и отлично! — ласково заговорила она. — Люблю людей, которые с охотой берутся за дело!.. Жаль только, что лиф у тебя маловато вырезан. Ну, да ничего, зато руки у тебя прелестны, шея и грудь.
Это рассматривание ее фигуры, будто бы она была лошадь, до глубины души оскорбляло Клавдию Васильевну, но она, скрепя сердце, покорилась и была очень рада, когда Матильда Карловна, окончив оценку, повела ее вниз.
Обстановка нижних комнат, по некоторым из которых Клавдия Васильевна проходила утром по приезде, совершенно изменилась теперь, и молодая девушка была поражена богатством и роскошью, бьющими ей в глаза.
Целые снопы газового света лились со всех сторон и освещали анфилады больших и блестящих золотой мебелью, громадными зеркалами и пестрыми коврами комнат.
На стенах, оклееных дорогими обоями, и в некоторых комнатах, обитых шелковой материей, висели картины, заставившие молодую девушку опустить глаза.
Женское голое тело, искусно освещенное, так и било в глаза со стен.
Средняя комната с прекрасно вылощенным паркетом была больше всех.
По стене стояли маленькие золоченые стулья, между которыми там и сям находились мраморные столики на золоченых ножках.
В широких простенках шести окон висели громадные зеркала в золоченых рамах, а в углу стоял великолепный рояль, на котором играл какой-то господин, а за его стулом стоял другой, со скрипкой.
Десятка два таких же, как Клавдия Васильевна, нарядно и откровенно одетых девиц сидели у столиков или ходили парочками по залу.
Было в зале несколько мужчин.
Стоял невообразимый гул голосов, шел оживленный разговор, но не общий, а в отдельных группах, и сразу ничего нельзя было понять, так как слышались всевозможные языки: французский, немецкий, польский, итальянский, словом, происходило нечто, напоминающее в миниатюре вавилонское столпотворение.
— Новенькая, новенькая… — пронесся по залу шепот, а Матильда Карловна, слегка подтолкнув под локоть Клодину, втолкнула ее в оживленную особенно группу девушек и мужчин, а сама удалилась в маленькую гостиную, смежную с залой, и важно уселась в кресло с каким-то вязаньем в руках.
Не прошло и десяти минут, как молодая девушка выбежала из толпы, как обожженная, и бросилась бежать по анфиладам комнат наверх.
Очутившись в отведенной ей комнате, она бросилась в постель и зарыдала, но тотчас быстро вскочила и направилась к двери.
— Это куда? — грубо окликнула ее, столкнувшись с нею на пороге, Матильда Карловна. — Никак бежать? Ловко! Это в моей-то хорошей одежде! Нет, ты мне прежде заплати за то, что ты пила, ела, да и платье надевала…
Клавдия Васильевна стояла перед ней, как приговоренная к смерти, и молчала.
Углы ее губ нервно подергивались.
— Скажите пожалуйста, — продолжала между тем Матильда Карловна, — чуть под забором с голоду не умерла, а туда же… да вздор все это!.. Сейчас же ступай вниз! Тебя гости ждут! Слышишь ты?..
Молодая девушка бессмысленно смотрела на нее пылающими, но сухими глазами.
— Слышишь ты? — повторила Матильда Карловна и схватила ее за руку.
Клавдия Васильевна с силою рванулась от нее и вскрикнула.
— Ишь ты какая!..
Бог весть, что было бы с ней, если бы за нее не вступилась прибежавшая на крик брюнетка.
— Оставьте ее, мадам! — сказала она. — Пусть она привыкнет, поодумается, завтра ей легче будет. Ведь и со мной то же было.
Матильда Карловна поворчала несколько минут, но потом, махнув рукой, ушла вскоре вместе с брюнеткой.
Клавдия Васильевна мгновенно переоделась в свое собственное платье, тихо проскользнула по лестнице в самый низ и очутилась в сенях подъезда.
В это время швейцар впускал новую оживленную компанию гостей.
Молодая девушка воспользовалась этой суматохой и отбежала уже далеко от ужасного дома прежде, чем швейцар успел сообразить, в чем дело.
Достойный и верный слуга Матильды Карловны тотчас же погнался за ее несчастною жертвою.
— Помогите! Спасите! — кричала Клавдия Васильевна, видя, что он ее настигает.
Но люди, проходившие в это время по переулку, слишком заняты были мыслью о предстоящих удовольствиях.
— Эге! Одна убегает! — смеясь, говорили они.
— Ничего, потом привыкнет, — умозаключили другие.
Выбежав из переулка и не видя другого спасения, молодая девушка бросилась в ворота первого дома, шмыгнула в первую дверь и по лестнице побежала наверх.
Через несколько минут она была уже на чердаке трехэтажного дома.
На чердаке было совершенно темно, и только после нескольких минут пребывания там глаза привыкли к окружающему мраку, и несчастная девушка различала полосы еле пробивавшегося света, отражаемого уличными фонарями.
В первую минуту Клавдия Васильевна облегченно вздохнула полной грудью, сочтя себя в безопасности от преследования грозного швейцара своеобразного ресторана.
Но это сравнительное спокойствие было непродолжительно.
До чуткого уха все еще бывшей настороже молодой девушки донеслись звуки нескольких человеческих голосов со двора.
Видимо, швейцар видел, куда она скрылась, и призывал на помощь дворников дома.
Клавдия Васильевна пошла, или лучше сказать, поползла, так как приходилось идти в некоторых местах на четвереньках, на одну из полос света.
Вскоре она очутилась у слухового окна, выходящего на улицу. Небольшое усилие со стороны молодой девушки, и одиночная рама слухового окна подалась и отворилась.
Теперь ей были ясны доносившиеся от ворот двора крики.
— Сюда прошмыгнула, сюда! — кричал грубый голос.
Клавдия Васильевна догадалась, что этот голос принадлежит преследовавшему ее швейцару.
— Иди ты к лешему! На ночь глядя увидел ты, куда кто прошмыгнул. Может, тебе с пьяных глаз померещилось.
— Говорю тебе, перед самым моим носом прошмыгнула, еще минута, и я бы ее за шиворот схватил.
— Да что, она у тебя украла что ли что?..
— Ничего не украла. Сбежала…
— От кого?
— От Матильды Карловны.
— И поделом крашеной кукле. Так зачем же она сюда побежит, сбежала если, так дала стрекача к воздахтору, обыкновенное дело… — продолжал убеждать швейцара другой сиплый голос.
— Какой такой воздахтор. Она не здешняя.
— Ну…
— Сегодня по утру мадам из Питера привезла.
— Проворонили. Что же за такой заморской птицей плохо глядели…
— Между рук из подъезда выскользнула, — продолжал сетовать швейцар. — Да ты не зубоскаль и не прохлаждайся, — вдруг переменил он тон. — Поискать надо. Магарыч получишь. Матильда Карловна не постоит. Да я завтра утречком пива поставлю. Потому, мне беда, я в ответе. Будь миляга, душевный ты человек, отец-благодетель…
— Так пару пива? Сейчас фонарь зажгу. Пошукаем на дворе. Выхода нет.
— Я здесь посторожу…
