его звали Петром.
Он вспомнил своего барина Анатолия Викторовича Алфимовского и его красавицу-дочь Татьяну Анатольевну.
Вспомнил Алфимов, как вместе с этим барином, ровесником ему по летам, неутешным вдовцом после молодой жены, он вырастил эту дочь, боготворимую отцом.
Он, будучи крепостным, вырос с барином вместе, был товарищем его игр и скорее другом, нежели слугою.
Припомнилось ему, как расцветала и расцвела Татьяна Анатольевна и вдруг исчезла из родительского дома, захватив из шифоньерки отца сто пятнадцать тысяч.
Отец, ослепленный любовью к дочери, не замечал домашнего романа с приходящим учителем Петром Сергеевичем Дубянским, окончившийся бегством влюбленной парочки, но зоркий Корнилий, тогда еще не Потапович, следил за влюбленными.
Он погнался за ними, догнал их на одной из ближайших станций от Петербурга и под угрозой воротить дочь отцу и предать суду учителя, отобрал капитал, оставив влюбленным пятнадцать тысяч, с которыми они и уехали за границу, где и обвенчались…
Старик Алфимов вздрогнул.
Он вспомнил вынесенную им борьбу с искушением, отдать ли отцу отобранные деньги или не отдавать.
Грех попутал его — он не отдал денег, и они послужили основой его настоящего колоссального богатства.
Вернувшись в Петербург, он передал своему барину-другу о бегстве его дочери с учителем и неудачной будто бы погоне за ними его, Корнилия.
Барин умер после двухкратно, одного за другим повторившегося удара.
После его смерти в его письменном столе нашли вольную на имя Корнилия.
Корнилий, уже сделавшийся Корнилием Потаповичем, стал свободным человеком и богач ем.
До него доходили слухи и о беглецах.
Он слышал, что Дубянский выиграл в рулетку целый капитал, на который купил имение под Петербургом, да кроме того дочь получила наследство от отца, шестьдесят тысяч, не взятых ею из шифоньерки, и два имения.
Выигрыш в рулетку погубил Петра Сергеевича Дубянского.
Он пристрастился к игре и в конце концов проиграл и свой выигрыш, и состояние жены, которая умерла в чахотке.
Он решил кончить жизнь самоубийством, обобранный и обыгранный окончательно шулером Алферовым, который недавно судился и был оправдан присяжными заседателями.
Дубянская Елизавета Петровна, несомненно, дочь Петра Сергеевича Дубянского и дочери его, Корнилия Потаповича, барина-друга.
Все это разом пришло на ум старику Алфимову, который в водовороте светской и деловой жизни как- то и не думал о прошлом и пропускал мимо ушей доходившие до него известия.
Теперь лишь он, сгруппировав их вместе, понял всю подавляющую душу связь настоящего с прошедшим.
Он украл капитал у дочери своего барина, оставив ее с мужем почти без средств, вследствие чего, быть может, Дубянский попытался игрой составить себе состояние, но, как всегда бывает с игроками, игра, обогатив его вначале, в конце концов погубила его жену, самого его и сделала то, что его дочь принуждена была жить в чужих людях.
Сын его жены, Иван Корнильевич, влюбленный в эту девушку и сам растративший деньги, сваливает, умышленно отдавая ключ кассиру Сиротинину, вину на него, жениха Елизаветы Петровны Дубянской.
Все это представляет такую непроницаемую сеть жизни!
«Надо расчесться со старым долгом… На душе будет легче… — решил Корнилий Потапович. — Куда беречь, к чему?.. Хватит на все и на всех… По завещанию откажу все Надежде, та тоже будет в конце концов нищая… Ее муж игрок…»
«И Иван игрок…» — припомнился ему только что происходивший разговор с графом Стоцким.
«Да и этот-то не лучше их… Все одна шайка… Но граф мне нужен… Он много знает… Он опасен. А этот Савин. Ведь это тоже связь с прошлым… Это возмездие…» — неслось в голове старика Алфимова.
Но решение рассчитаться со старым долгом как будто облегчило его душу.
Он поднял голову и даже стал просматривать лежащие по столу бумаги.
«Я отправлю его на несколько дней в Варшаву, благо есть дело, и проверю кассу без него… Если, действительно, там недостача, я знаю, что делать».
Внутренний голос говорил ему, что нечего сомневаться в том, что растратил не Сиротинин, а его сын Иван.
Корнилий Потапович позвонил.
— Попросите ко мне Ивана Корнильевича… — приказал он явившемуся служителю.
Через несколько минут молодой Алфимов вошел в кабинет Корнилия Потаповича.
Старик пристально через очки посмотрел на него.
Молодой человек имел чрезвычайно расстроенный вид и, видимо, не мог скрыть, при всех производимых над собой усилиях, своего смущения.
То, что за час перед этим казалось для старика Алфимова загадкой, теперь только явилось подтверждением страшных подозрений.
— Вы меня звали?..
— Да… Садись, дело есть…
Иван Корнильевич сел.
— У нас все благополучно?.. — вдруг спросил его Корнилий Потапович.
— Кажется… все… благополучно… — заикаясь, ответил не ожидавший или, быть может, очень ожидавший этого вопроса молодой Алфимов.
— Разве может в денежных делах казаться… — деланно шутливо заметил Корнилий Потапович, — ты еще сам капиталист, горе ты, а не капиталист…
Молодой человек вздохнул несколько свободнее.
— Все благополучно, — отвечал он уже совершенно твердо.
— Благополучно, так благополучно, и слава Богу… Тебе надо будет сегодня вечером уехать.
— Куда?.. — побледнел снова Иван Корнильевич.
— В Варшаву, на несколько дней… Надо переговорить и столковаться вот по этому делу…
Корнилий Потапович взял со стола бумагу и подал Ивану Кор-нильевичу.
— А как же… касса?.. — с трудом произнес он, взяв бумагу.
— Касса, что касса?.. Касса останется кассой… Артельщик под моим наблюдением будет вести эти несколько дней ежедневные расчеты…
— Прикажете сдать?..
— За сегодняшний день сделаем обыкновенную дневную проверку… Не ревизовать же тебя… Ведь ты сам хозяин, не наемный кассир, не Сиротинин…
Иван Корнильевич вздрогнул.
Это, как и все его смущение, не ускользнуло от зоркого глаза Корнилия Потаповича.
Ему теперь не надо было и ревизии.
Он знал заранее, что найдет в кассе в отсутствие сына.
Не знал только суммы недочета, но сумма в этом случае была безразлична.
Не надо думать, что происходило это безразличное отношение к сумме со стороны старика Алфимова в силу перевеса нравственных соображений, — нет, он даже теперь, решившийся расквитаться со старыми долгами, далеко не был таким человеком.
Не надо забывать, что у Ивана Корнильевича в деле был свой капитал, и Корнилий Потапович был уверен, что недочет, и прошлый, и настоящий, не превысит его, такой недочет не мог бы остаться незамеченым им.
Значит, деньги Корнилия Потаповича были целы.
